– Он сказал «Таркус»? – с трудом подобрав челюсть, совершенно потерянно произнес Энгель-Рок.
– Да, – уверенно кивнул Финн. – Таркус.
– Я тоже слышал, Таркус, – подтвердил Джерри. – А что это значит?
– Таркус – величайший поэт современности…
Ведя под уздцы ослика, величайший поэт современности Таркус уходил вдаль. А Энгель-Рок все стоял и смотрел ему вслед. Как будто хотел на всю жизнь запомнить, как он выглядит со спины.
Он как завороженный продолжал смотреть в одну точку даже после того, как Таркус скрылся из виду. И неизвестно, сколько бы еще он так простоял, если бы Джерри, которому надоело ждать непонятно чего, не дернул его за локоть.
– Пойдем, что ли?..
Глава 17
Следуя указаниям мельника, который оказался еще и поэтом, друзья быстро добрались до дома, в котором жил и работал местный портной. Мимо него действительно трудно было пройти: над дверью раскачивалась вывеска, на которой вполне реалистично были изображены большие портновские ножницы и катушка ниток с воткнутой в нее иголкой, расположенные на фоне из чередующихся золотых и красных ромбов.
Всю дорогу Энгель-Рок только и говорил что о Таркусе. И даже стихи декламировал:
Распространяясь, двигаясь, вихляя,
Стараясь обходиться без потерь,
Я пробираюсь, сумрачно мерцая,
В надежде отыскать седьмую дверь…
Не встревая в монолог о поэзии, Джерри и Финн только молча переглядывались. Разумеется, они давно догадывались, что Энгель-Рок малость не от мира сего… Опять же, вегетарианец… Но не до такой же степени!
По счастью, оказавшись в мастерской портного, Энгель-Рок пришел в себя. Ну или, по крайней мере, умолк.
Портной, мужчина шестидесяти двух лет, с вытянутым лицом, острым подбородком и длинными седыми волосами, заправленными за уши, одетый по случаю жары во что-то очень светлое, легкое и почти невесомое, чему и название сразу не подберешь, узнав, что нужно ветроходам, и получив капитанские марки, тут же кликнул помощника.
После того как портной кликнул его еще несколько раз, по пристенной лестнице со второго этажа медленно сполз толстый парень двадцати двух лет с красной, заспанной физиономией.
– Ну а где инструменты? – строгим голосом осведомился портной, когда парень остановился перед ним.
Покачиваясь вперед-назад, видимо еще не до конца проснувшись, парень поднял руки и посмотрел на пустые ладони. После чего молча развернулся и так же медленно пополз вверх по лестнице.
– Не желаете чаю? – вежливо предложил портной ветроходам.
Основываясь на долгом опыте общения с помощником, он предполагал, что ожидание может затянуться.
Портной и ветроходы успели выпить по чашке чая с имбирным печеньем и детально обсудить каждую деталь формы, которую предстоит шить. Кроме того, портной доверительным тоном сообщил гостям, что давно бы выгнал «этого толстого бездельника», если бы тот не приходился племянником его жене, которая считала его «милым мальчиком, ну, разве что только немного нерасторопным». А спорить с женой, сами знаете, себе дороже. Соглашаясь с ним, ветроходы молча кивали. А Энгель-Рок даже процитировал какой-то подходящий к случаю отрывок из Таркуса. Услыхав который, портной оживился:
– О! Вы знаете нашего поэта!
И только после этого на лестнице вновь появился толстый помощник с большим деревянным ящиком в руках.
Торжественно водрузив ящик на стол, он собрался было удалиться, чтобы вновь предаться неге сна, но портной строгим голосом велел ему остаться.
Открыв ящик, доверху наполненный портняжным инвентарем, портной вытянул из него матерчатый метр, сунул в руки помощнику блокнот с огрызком карандаша и начал снимать мерки с Энгель-Рока. Каждый раз, прижав ногтем очередную цифру на метре, он сначала восхищенно цокал языком и только потом называл ее помощнику. А прощаясь, он доверительно сообщил Энгель-Року, что у него никогда еще не было такого крупного клиента и шить по столь выдающимся меркам будет для него особым удовольствием.
Вся процедура, с учетом нерасторопности помощника портного, заняла чуть больше часа. Получив от портного заверения, что вся заказанная одежда будет готова ровно через пять дней, друзья двинулись дальше, на поиски сапожника.
На пути своего следования ветроходы встретили четверых горожан, шедших куда-то по своим делам. Двое из них оказались представителями мужской части населения, третья – молодая женщина с длинной, светлой косой, тащившая куда-то за руку четвертого местного жителя – отчаянно сопротивляющегося и так и норовящего дать деру мальчонку лет пяти. Все они вежливо поздоровались с ветроходами: мужчины приподняли шляпы, женщина улыбнулась, даже мальчишка на минуту прекратил орать.
К вящей радости друзей, Энгель-Рок всего дважды упомянул Таркуса, да и то вскользь. Возможно, потому что времени углубиться в тему у него не было – до дома сапожника оказалось чуть более пяти минут ходу.
Рядом с его дверью раскачивалась вывеска с изображением оскалившегося гвоздями ботинка с оторвавшейся подметкой. А еще, как и сказал мельник, над крышей дома сапожника возвышалась башенка с куполообразным верхом. Определенно, башенка не служила декоративным украшением – все трое сошлись во мнении, что она только портит внешний вид дома. На пристройку для разведения птиц она тоже не была похожа: в башенке не было ни одного окошка.
Так и не решив, в чем же заключалось назначение башенки, друзья постучали в дверь.
Им открыла женщина в длинном платье салатового цвета, плотно облегающем ее близкую к идеальной фигуру. Ей было лет сорок, но выглядела она очень молодо. И в ее черных волосах, заплетенных в косу, уложенную кольцами на затылке, не проглядывали седые паутинки.
Узнав, что ветроходы ищут сапожника, женщина пригласила их войти в дом.
Проводив гостей полутемным коридором в просторную комнату с двумя большими окнами, прикрытыми легкими, полупрозрачными шторами, колышущимися на залетающем в приоткрытые створки ветерке, она сказала, что муж скоро придет, и оставила гостей одних.
Стоя в центре комнаты, все трое с интересом оглядывались по сторонам.
И, надо сказать, тут было на что посмотреть!
Комната меньше всего походила на мастерскую сапожника.
Стену, что слева от окон, занимали высокие, под потолок, стеллажи, заставленные книгами в добротных кожаных переплетах. Судя по качеству переплетов и шрифтам на корешках, можно было предположить, что некоторые из книг были напечатаны в Эпоху Третьего, а то и Второго Взлета. На стене, что напротив, висели астрономические таблицы и карты. А также портреты ученых мужей, среди которых Энгель-Рок сразу узнал Инсбура Чертшира и Гектора Флемика. Но самыми удивительными оказались вещицы, аккуратно расставленные на открытых полках, занимающих стену, что напротив окон. Там были: большая серебристая сфера со множеством движков, перемещающихся по ее поверхности; три плоских золотистых кольца со множеством рисок, вложенных одно в другое, с небольшим шаром в центре, от которого к кольцам тянулись разноцветные нити; три блестящие металлические трубки, судя по всему раздвижные, закрепленные на общей вертикальной подставке; золотистый треугольник со множеством цифр и значков по всему периметру и подвижной стрелкой, закрепленной в верхнем углу; несколько причудливо изогнутых металлических спиц, толщиной в палец, переплетенных друг с другом, как будто это была головоломка; квадратная рама с отметками по краям и с десятком тонких перекладин, на которые были нанизаны желтые и красные бусины; два невысоких бруска с перекладиной между ними, на которую были насажены круглые, выпуклые стекляшки. С первого взгляда на эти в высшей степени необычные предметы даже неискушенному ветроходу вроде Джерри становилось ясно, что это не декоративные украшения и не работы художника-геометриста, а научные приборы.
