— Наводнение пауков! — мрачно перебил его Гринцольд.
— Ого, наводнение пауков — это сила! Шахты вдруг заполняют шерстяные пауки с кулак величиной. Можешь попытаться дышать, не проглотив ни одной из этих мохнатых тварей, но будь уверен, ничего не выйдет.
Румо тяжело вздохнул. И без болтовни Гринцольда и Львиного Зева идти тяжело! Уже довольно долго он шел пригнувшись: мешали острые камни, свисавшие со свода. Всюду ползали жирные слизняки, оставляя фиолетовые светящиеся липкие следы.
Румо заметил, что ступает теперь на мягкую землю, песок и гальку.
— Похоже, скалы кончились, — сказал Румо.
— Значит, мы поднялись выше, — ответил Львиный Зев. — Верхние слои земли мягче.
Румо почуял знакомые запахи: земля, перегной, смола. Ему почудилось, будто он бывал здесь прежде. Разумеется, это невозможно.
— Пахнет лесом, — заметил Румо.
Почва становилась все более податливой и влажной, при каждом шаге раздавалось хлюпанье, будто Румо шел по мокрому мху. Тысячи слизней кишели под ногами, ползали по сводам, оставляя фиолетовый светящийся свет. Все твердое, холодное и острое сменилось мягким, теплым и влажным. Румо наступил в лужу.
Присев на корточки, Румо пощупал жидкость лапой. Густая, липкая и на удивление знакомая.
— Ну? — спросил Львиный Зев. — Можно пить?
— Нет, — ответил Румо. — Это кровь.
ОСАДА
Медная дева готова. Изысканное орудие убийства, наконец, обрело душу. Прекрасная вольпертингерша идеально заполнит собой машину смерти, будто та создана специально для нее.
Едва увидев Ралу, генерал Тиктак велел своей гвардии строго охранять пленницу и никого к ней не подпускать. А сам поспешил в башню, подготовить медную деву. Наполнил резервуары зельями, отполировал машину и трубки медной шкуркой и велел слугам зажечь в камере свечи. Наконец отдал приказ доставить вольпертингершу.
Тиктак успел узнать, что ее зовут Рала. К радости генерала, она еще не пришла в себя: можно незаметно поместить ее в машину и ввести иглы.
Итак, за дело! Перво-наперво генерал впрыснул пленнице немного кофеина с белладонной. Немного сахара, растворенного в дистиллированной воде, — для мозга? Почему бы и нет! Невеста должна очнуться бодрой и свежей. В трубках послышалось веселое бульканье, медная дева сверкала в пламени свечей. Никогда еще генерал не предвкушал такой радости. Он будто получил дорогую награду за еще не совершенное дело.
Издалека в камеру пыток доносился приглушенный шум из Театра красивой смерти. Вскоре на арену вывели первого вольпертингера. Жители Бела будто с ума посходили. Слух о небывалом урожае города-ловушки разнесся молниеносно, и каждый желал поглазеть на вольпертингеров в бою.
Но генерала это не интересовало. Ничуть. Глупые побоища в театре наскучили ему с самого начала. Много ли он пропустит? Жалкую возню на арене, кровь, пьяную публику. Нет, у него найдутся дела поважнее. Тиктак готовился к совершенно необычной свадьбе: он схватит, подчинит и уничтожит тело Ралы. Ее смерть станет самой долгой, мучительной и прекрасной на свете.
ПЕРВЫЙ БОЙ УШАНА
Ушан Делукка вышел на арену через северные ворота. Зрители на трибунах совершенно распоясались: они орали, хохотали, шумели, бросали друг в друга хлебом и фруктами, не обращая никакого внимания на новичков Театра красивой смерти.
Ушан был в прекрасном расположении духа. Легко ступая, он улыбался и махал публике. Его вместе со всеми друзьями угнали в рабство, в город, населенный кровожадными чертями, и вот-вот убьют у всех на глазах, и все же это не испортило Ушану настроения. А все потому, что в подземном мире не было погоды.
Тут не знали ни дождя, ни солнца, ни низкого давления, и Ушана не мучили головные боли, звон в ушах и депрессии. Проснувшись в Беле, Ушан почувствовал, будто сбросил с плеч огромную тяжесть. Будто всю жизнь носил свинцовые вериги и, наконец, от них избавился. Попав в плен в этот кошмарный мир, Ушан впервые почувствовал себя свободным.
Ушан остановился, повернулся на месте и послал публике воздушный поцелуй. Какой необыкновенный день!
Раздался громкий удар гонга, и публика вмиг смолкла.
Пол арены раздвинулся, и в середине открылся проем примерно два на четыре метра.
— Нагельфар, Нагельфар! — негромко приветствовала его толпа. — Нагельфар!
Ушан замер в удивлении. Похоже на какой-то ритуал.
Снова послышался гонг, и из-под пола показалась остроносая гондола, а в ней стоял краснокожий великан на три головы выше Ушана, облаченный в доспехи: кожаные наплечники, бронзовый нагрудник, серебряные наколенники. На голове у него был золотой шлем в форме черепа с серебряным лезвием на макушке, на бедрах — украшение из костей, обеими руками он опирался на огромный меч. Гондола остановилась, и борец ступил на арену.
Публика неистовствовала.
— Нагельфар-паромщик! Нагельфар-паромщик! — скандировали зрители все громче.
Ухватив меч обеими руками, Нагельфар направил его на публику. Гондола исчезла под полом, и проем закрылся.
Зрители затопали.
«Видать, этот Нагельфар — любимчик публики», — подумал Ушан.
ИСТОРИЯ НАГЕЛЬФАРА-ПАРОМЩИКА
Нагельфар был одним из последних представителей народа осиров — богатырей с севера Цамонии. Нагельфаром-паромщиком его прозвали за то, что всех без исключения соперников он отправлял в царство смерти по реке крови. Овации он любил не меньше, чем драки, и взял себе за правило: убивать красиво. Нагельфар никогда не торопился, подолгу измывался над противником, нанося ему мелкие раны, пока тот в конце концов не умирал в муках. Нагельфару как прославленному мастеру поставляли соперников гораздо слабее него, а потому он мог позволить себе немного озорства.
Нагельфар никогда не проигрывал, и публика это знала. Сражения с его участием считались, скорее, ритуалом с заранее предрешенным исходом, интрига состояла лишь в том, как именно Нагельфар убьет соперника. Одного удара ему было мало, он наносил третий, четвертый, пятый, десятый — с последним голова противника падала в песок. Нагельфар не дрался, он истязал. Не умерщвлял жертву, а забивал, как скот.
Из всех пленников Нагельфар сам выбрал Ушана. Вольпертингер с огромными мешками под глазами не мог быть особенно силен, да и едва ли отличался проворством. Когда Ушан выступил против Нагельфара с тонкой шпагой, в рядах зрителей послышались язвительные шутки и смех. Он бы еще с вареной макарониной вышел!
