— Ну, мы сделали все, что могли.
— Да.
— Всему есть предел.
— И он настал.
— Какое романтичное место, — вздохнул Рибезель. — Здесь началась одна дружба, и кончилась другая.
Оба всхлипнули.
— Мы могли бы пойти с ним и сделать вид, что он наш пленник, — предложил Рибезель. — Так бы мы без труда проводили его до самого театра.
— Да и в тюрьму попасть нам ничего не стоит.
— Раз плюнуть.
Оба снова помолчали.
— Он уже наверху? — спросил Укобах.
— Наверняка, — ответил Рибезель.
— Так скорей!
И они стали карабкаться по лестнице.
— Румо! — хором кричали Укобах и Рибезель. — Подожди! Мы идем с тобой!
V.
ТЕАТР КРАСИВОЙ СМЕРТИ
Бел: город, где нет ни неба, ни облаков, ни звезд, ни солнца, лишь серые краски и неприятные запахи. Одна архитектура чего стоит. Сгорбленные, сутулые дома, покрытые чешуей и увенчанные рогами, грозно нависают над улицами, фасады похожи на страшные рожи, двери — на разинутые пасти, окна — на пустые глазницы, все серое и черное. На веревках, натянутых между домами, болталось грязное тряпье — будто трупы повешенных. Жилищами служили и пустые панцири фрауков, тускло освещенные изнутри. Вулканический дым поднимался из зиявших тут и там дыр.
— Какой отвратительный город, — прошептал Румо. — И вы тут живете?
— Жили, — уточнил Укобах. — И уже почти сбежали из этого ада, да вот повстречали на беду некоего Румо и держим путь навстречу собственной гибели, растеряв остатки разума в канализации.
— Я вас не заставлял.
— Мог бы спасибо сказать.
Укобах и Рибезель делали вид, будто конвоируют пленника. Вольпертингер шагал впереди, Укобах нес его меч, подгоняя Румо, гомункул маршировал позади. Для начала они решили идти в тюрьму напротив театра: она, по словам Укобаха, охранялась не так надежно.
— Странно, на улицах мало народу, — заметил Рибезель. — Должно быть, в театре какое-то особое представление.
Они прошли мимо дома с тускло освещенными черными свечами окнами. В них красовались всевозможные челюсти. Если им попадались прохожие, Укобах и Рибезель принимали особенно воинственный вид. Укобах колол Румо мечом под ребра.
— Вперед, пленник! — громко кричал он. — Без глупостей!
— Ну, ты не очень-то, — шипел Румо. — Меч острый.
— Молчать, пленник! — приказывал Укобах. — Ах ты, щенок!
— Тссс! — шикнул Рибезель. — Мы пришли. Это тюрьма.
Держа лапы за спиной, будто связанный, Румо оглядел здание. Огромная черная коробка, мрачная и однообразная, без окон, с единственной дверью. Образцовая тюрьма.
— Сколько стражников?
— Когда как, — шепнул Рибезель. — Иногда только двое, иногда — дюжина. Следить ведь нужно только за одной дверью. Еще смотря сколько стражи требуется в театре. На этих пленников внимания обращают мало — все они старые и слабые. Стучать?
Румо кивнул. Рибезель постучал в дверь.
— Кто там? — прорычали изнутри.
Зюго и Йогг
— Э-э-э, Резебиль и Обуках из тайной полиции Фрифтара! — крикнул в ответ Рибезель. — Поймали бродячего вольпертингера. Наверное, сбежал отсюда.
— Отсюда никто не сбегал, — прорычал другой голос. — От нас не сбежишь.
— Вы что, даже смотреть не станете?
— Нет.
Рибезель задумался.
— Ваши имена?
— Зюго и Йогг из тюремной стражи. А что?
Укобах показал два пальца. Стражников всего двое.
Румо снова кивнул.
— Передам Фрифтару, что вы отказываетесь сотрудничать… э-э-э… с тайной полицией.
Дверь приоткрылась. За ней стояли двое кровомясов, вооруженных до зубов.
— Это же совсем молодой вольпертингер, — начал один. — Наверняка сбежал из театра, — добавил второй. — Тут одно старичье.
— Так вы нас впустите? — спросил Укобах. — Нам нужны цепи. Он едва связан. Опасный тип.
Вздохнув, кровомясы открыли дверь, Укобах и Рибезель подтолкнули Румо. Когда они вошли в тускло освещенную каморку, Зюго и Йогг уже лежали без чувств на полу.
— А ты быстрый, — сказал Укобах.
— Это они медленные, — возразил Румо. Он огляделся: деревянный стол, три стула, оружейный шкаф. Запертая массивная дверь.
— Пленники там, — сказал Укобах. — Твои друзья.
Румо отпер замок и распахнул обе створки. Впервые с той поры, как он попал в подземный мир, на него повеяло приятным знакомым запахом. Запахом вольпертингеров, множества вольпертингеров.
КОНВОЙ
Уже много дней кряду дверь камеры Урса отворяли лишь затем, чтобы бросить кусок хлеба или сменить кувшин с водой. Но сегодня все было иначе. Позади стражников выстроился целый отряд медных болванов, готовых конвоировать Урса на арену.
Как и прежде, его привели в арсенал, где он мог вооружиться. Урс выбрал удобный широкий обоюдоострый меч и приготовился к выходу на арену. За воротами, как полагал Урс, его ждало полдюжины солдат или голодный пещерный медведь.
После поединка с Эвелом Многолапым Урс решил использовать свою боеспособность по полной. Если Урс не прикончит противника, тот убьет кого-то из вольпертингеров. Жестокая логика, но не он выдумал законы этого гнилого мира.
Но если прежде Урса выводили на арену сразу после выбора оружия, то на сей раз пришлось ждать. Ждал он долго — часами, как ему показалось. С арены и трибун до него доносился шум: звон мечей, рычание диких зверей, хлопки публики. Похоже, сегодня на арену вывели куда больше бойцов, чем обычно. То и дело раздавался гнусавый голос Фрифтара, толкавшего пространные речи в перерывах между сражениями. Беспокойство Урса нарастало. Не иначе, в Театре красивой смерти для него на сей раз приготовили что-то особенное.
МНОГО ДРУЗЕЙ
Увидав пленников в общей камере, Румо вспомнил, как, пропитанный кровью, вошел в пещеру на Чертовых скалах, чтобы освободить пленных добротышек. И на сей раз пленники поглядели на него, как на призрак, никто не мог вымолвить ни слова.
Огромная камера едва освещалась медузьими горелками. Пленники большей частью сидели на полу, некоторые стояли кучками. Из утвари Румо разглядел лишь соломенные тюфяки и одеяла, разбросанные по полу. В тусклом свете вольпертингер узнал многих сородичей: школьных учителей, кое-кого из мастеровых — в основном пожилых. Попадались и другие жители Цамонии. На соломенном тюфяке сидела Ога Железград, недоверчиво глядя на Румо.
