Советник снова распахнул окошко. Невероятное зрелище, глаз не оторвать! Вся арена залита голубым дождем. Огромная машина сражается с вольпертингерами. Гигантский фраук одного за другим глотает ни в чем не повинных белян. Всюду мертвые и раненые. Слышны крики! С галереи медных болванов сыплются искры! Вот это спектакль! Сказать по правде, лучшее зрелище в истории Театра красивой смерти.
БИТВА И ПЫТКА
Генерал Тиктак торжествовал. Добыча в клетке. Пусть вольпертингеры и отличные воины, но вот со стратегическим мышлением у них туговато. Мышка попалась в мышеловку. Открытую дверь можно и запереть — неужто в Вольпертинге до этого не додумались?
В корпусе генерала припасено сорок семь больших мечей, четырнадцать стеклянных кинжалов, наполненных ядом, две дюжины дисков с алмазными зубцами, семь боевых топоров, восемнадцать копий и сотни стрел, дротиков и других снарядов, причем половина — отравленные. Имелась там встроенная гильотина, распылители кислоты, огнеметы, сюрикэны, арбалеты и много чего еще. Вольпертингер все равно что уже мертв, осталось только выбрать, как именно тот умрет. Безумец добровольно забрался в собственный гроб.
Генерал Тиктак решил совместить приятное с полезным. Продолжит битву с остальными вольпертингерами, испробовав на них несколько новых игрушек, и задаст перцу пленнику — пусть уворачивается от острых клинков! Впервые генерал Тиктак, к своему удовольствию, мог одновременно пытать, сражаться и убивать. Скорбь улетучивалась прямо на глазах.
СЕРДЦЕ В ТЕМНОТЕ
Румо наконец ухватился за неподвижную перекладину в корпусе Тиктака. В тусклом свете, проникавшем сквозь щели и частокол ребер, он различал лишь смутные очертания замысловатых механизмов, вертящихся шестерней и смертоносных орудий.
— Ничего похожего на сердце или мозг, — отчаялся Румо. — Наверняка он давно их потерял, если они и были.
— Ты отправишься на поиски сердца ходячей смерти, но отыщешь его лишь в темноте! — пискнул Львиный Зев.
— Что?
— Последнее предсказание ужасок. Помнишь?
— К чему это ты? — удивился Гринцольд. — При чем тут эти старые перечницы?
— Это значит, мне нужно закрыть глаза, — догадался Румо. — Попробую почуять сердце генерала Тиктака.
— Хорошая идея, — обрадовался Гринцольд. — Вперед!
Крепко вцепившись в перекладину, Румо зажмурился.
— Что видишь? — спросил Львиный Зев.
— Вижу металл разных цветов, — отвечал Румо. — Вижу машинное масло — оно повсюду. Все движется и грохочет.
— А как насчет сердца? — перебил Гринцольд. — Сердце чуешь?
— Не знаю. Есть несколько незнакомых странных запахов. Кислота. Яд. Резкий запах пороха. Но ничего похожего на сердце. Или мозг. Видать, надежно спрятаны.
— Может, заберемся поглубже? — предложил Львиный Зев. — Наверняка генерал прячет сердце где-то глубоко-глубоко.
Открыв глаза, Румо стал спускаться ниже. Карабкаться по механизму генерала Тиктака стало еще опаснее, ведь тот двигался все быстрее, наклонялся то в одну, то в другую сторону, переступал с ноги на ногу, вертелся на месте. Мимо Румо со свистом проносились стрелы и клинки. Наконец он нашел еще пару неподвижных перекладин, крепко ухватился за них, зажмурился и принюхался.
— Ну что? — крикнул Львиный Зев.
Румо вновь почуял резкий запах пороха, нефти, горевшей в баках огнеметов, дым от кремней, еще воняло какими-то зельями и полиролью для металла. Пестрые ленты запахов переплетались в тесных внутренностях генерала, а среди них, в самом центре боевой машины, Румо разглядел ритмично пульсировавший зеленый огонек.
— Там что-то светится, — прошептал Румо.
— Где? — спросил Львиный Зев.
Румо полез дальше, теперь не открывая глаз.
— Смотри, за что хватаешься! — предостерег Гринцольд. — Тут полно острых лезвий, может, даже отравленных.
Протиснувшись между перекладин, пригнувшись перед вертящейся шестерней с острыми зубцами, перешагнув через стеклянный кинжал, наполненный красным ядом, Румо очутился прямо над источником пульсирующего света. Можно открыть глаза и посмотреть, что это.
В потемках было почти не разобрать. Какой-то серый свинцовый ящичек, похожий на кирпич, в разные стороны расходится множество трубок. Ящик жужжит и потрескивает. Румо дотронулся до него лапой: ледяной.
— Алхимическая батарея, — разочарованно вздохнул он.
— Батареи не светятся, — возразил Львиный Зев. — Оно там. Его сердце спрятано в батарее и залито кислотой. Должно быть, очень мощная штука, раз ты через свинец почуял. А тайник отменный.
Генерала Тиктака сильно качнуло, и Румо едва не напоролся на острый кинжал. Он искал, за что бы ухватиться, и вынул меч.
— Разруби ее! — приказал Гринцольд. — Разруби батарею и вырви сердце, пока он не понял, что мы задумали!
Размахнувшись, Румо одним ударом разрубил свинцовый корпус батареи. В трещину с шипением потекла светящаяся зеленоватая кислота и пошел едкий дым. Когда кислота вытекла, Румо разглядел внутри батареи кусочек какого-то белого вещества.
— Просто камень, — разочарованно буркнул Гринцольд.
— Цамомин, — прошептал Львиный Зев. — Хватай же его!
Сунув меч за пояс, Румо схватился за цамомин — и тут же отдернул лапу.
— В чем дело? — удивился Гринцольд.
Едва Румо коснулся камня, по телу его пробежал озноб, а в голове зазвучали тысячи голосов.
— Что?
— Очень неприятный на ощупь, — пояснил Румо.
— Не сможешь удержать? — спросил львиный Зев.
— Смогу. Но, боюсь, недолго.
Генерал Тиктак покачнулся. На секунду он будто потерял контроль над собой — ужасное и доселе незнакомое ему чувство. Внутри словно что-то оборвалось — проволока, трос или кабель, — выведя его из равновесия. Генерала качало туда-сюда. Но вот он снова овладел собой.
За время схватки с вольпертингерами Тиктака охватила эйфория, и он забыл обо всем. Теперь же генерал вспомнил: надо заняться псом, что засел у него внутри, пока тот чего-нибудь не натворил. Хоть и жаль, но пора заканчивать игры с вольпертингерами и заняться казнью пленника. Генерал Тиктак вздохнул. Все же пытать и сражаться одновременно не получается.
Он решил открыть дверцу на спине. Если этот парень и впрямь так глуп, как кажется, непременно попытается выбраться. Тут-то генерал Тиктак его и прикончит.
ЦАМОМИН
Послышался свист, Румо торопливо пригнулся, и над ним, словно маятник, рассекая воздух, пролетело лезвие топора. Ненадолго скрывшись в потемках, лезвие полетело обратно. Качнувшись в третий и четвертый раз, маятник остановился.