— Все еще не возьму в толк, к чему ты клонишь.
— Слушай. Возьмем золотое кольцо. Это одинарный любовный талисман. Разумеется, этого мало. Куда душевнее, если бы ты выковал кольцо сам — это двойной любовный талисман. Но все еще маловато. А вот если бы ты выковал кольцо из золотого слитка, вырванного из когтей семиглавой гидры — это был бы тройной талисман. Драгоценность, сделанная с душой, да еще и с риском для жизни.
— Хочешь сказать, мне осталось разыскать семиглавую гидру?
— Это только к примеру. У нас в окрестностях гидры не водятся. Да и не обязательно дарить кольцо. Неважно, брильянт или ржавая дверная ручка — главное, рисковать жизнью.
— Я должен подарить Рале дверную ручку?
Орнт нахмурился.
— Ну и крепкий же у тебя лоб, парень.
Румо потупился.
— Займись тем, что умеешь лучше всего.
— Драться?
— Нет, столярничать.
Румо задумался.
— И что же мне смастерить?
— А я знаю?
— Знаешь? Так скажи!
Орнт вздохнул.
— Смастери шкатулку из нурнийского дуба. А внутрь положи листок нурнии.
Румо знал: неподалеку от Вольпертинга растет Нурнийский лес. Еще там произошла легендарная битва — о ней рассказывал Смейк. Вот и все.
— Мастера считают нурнийский дуб лучшей древесиной в Цамонии. Ценится он очень дорого, ведь немногие смельчаки отваживаются зайти в Нурнийский лес. Поговаривают, будто дуб охраняют ужасные нурнии.
— Что еще за нурнии?
— Понятия не имею. Существа из листьев. Деревянные призраки. Точно никто не знает. Говорят, будто у нурний листья красные, как кровь. Одни считают их деревянными насекомыми, другие — плотоядными растениями, способными передвигаться. — Орнт натужно засмеялся. — А вместо смолы у них красная кровь. Нурнийский лес ими так и кишит. Вот почему там почти никто не бывает, а древесина нурнийского дуба ценится дороже брильянтов.
— Понятно.
— Если добудешь ветку нурнийского дуба и смастеришь шкатулку, получится необыкновенный подарок. А если удастся сорвать листок нурнии и положить в шкатулку, каждому станет ясно, что подарок мог стоить тебе жизни. Золотая шкатулка с брильянтами, отвоеванная у целого войска вервольфов, едва ли ценилась бы дороже.
Румо воспрял духом. Орнт и впрямь превосходный советчик.
— А далеко отсюда до Нурнийского леса?
— Пара дней пути. И коль уж на то пошло: пока тебя не будет, я кой-кому разболтаю, что ты задумал. Слухи быстро дойдут до Ралы. И, если ты ей небезразличен, она до смерти перепугается за тебя. Тут ты возвращаешься победителем и — та-дам! — даришь ей шкатулку. Она с ума сойдет от радости.
Румо вскочил.
— Так и сделаю! — воскликнул он. Обнял Орнта, помахал ему на прощание и исчез.
Орнт еще долго сидел неподвижно. Когда к нему обращались за советом, он впадал в забытье, идеи били фонтаном, и Орнт подробно излагал план их воплощения. Затем наступала короткая передышка и, наконец, фаза отрезвления, когда Орнт силился припомнить, каких же советов он надавал.
Он посоветовал Румо идти в Нурнийский лес.
Он посоветовал Румо раздобыть древесины нурнийского дуба.
Он посоветовал Румо смастерить из нее шкатулку и положить туда листок нурнии.
Орнт вскочил как ужаленный. Да он с ума сошел? Для Румо это все равно что броситься в Вольпер с камнем на шее.
Орнт ла Окро выбежал из мастерской. Стояла ночь.
— Румо! — пустынные улицы огласились его криком. — Постой, Румо! Где ты?
Но Румо уже покинул город.
НУРНИЙСКИЙ ЛЕС
Нурнийский лес раскинулся на небольшом холме, почти идеально круглом, около километра в диаметре. На вершине холма стоял сам нурнийский дуб, заметный издалека. Голые черные ветви тянулись в небо, возвышаясь над кронами других деревьев.
Румо шел три дня и три ночи, почти без сна и отдыха. По дороге он встретил разве что нескольких волков: сперва те преследовали его, но вскоре обратились в бегство. Вступив в лес, Румо взялся за рукоятку меча и начал подниматься в гору.
— Что это за лес? — спросил Львиный Зев.
— Нурнийский, — отвечал Румо. После случая на мосту он ни разу не разговаривал с Львиным Зевом.
— Ага, заговорил? Ну просто камень с души!
Румо фыркнул. Львиный Зев продолжал:
— О, даже фыркнул! Я счастливчик. Значит, Нурнийский лес? И что нам здесь надо?
— Кусок нурнийского дуба. Я смастерю из него шкатулку. Для Ралы.
— Значит, смастеришь. Звучит неплохо. И никаких тебе драк. Это я умею!
— Правда, лес кишит нурниями.
— Нурниями? Какими еще нурниями?
— Понятия не имею. Увидим — узнаем.
— А тут довольно тихо.
«Слишком тихо, сказал бы принц Хладнокров», — подумал Румо. Казалось, будто весь лес затаил дыхание. Румо на мгновение зажмурился и тут же учуял множество мелких существ — те, похоже, спали. Никаких других подозрительных запахов — только смола, хвоя и влажное дерево.
Открыв глаза, Румо стал придумывать, какой узор вырезать на шкатулке.
— Конечно, сердце! — посоветовал Львиный Зев.
Румо фыркнул.
— И зверюшек. Маленьких милых зверюшек. Отлично смотрятся на шкатулках.
— Вообще-то, я хотел драконов, — возразил Румо. — Драконов, змей и все в таком духе.
— Ну, здорово, — отозвался Львиный Зев. — Может, еще пауков и летучих мышей? И крыс не забудь, толстых, жирных — дамы любят их боль…
«Тссс!»
Румо замер на месте и поднял голову. Над ним расстилалась крыша из красных листьев. Держалась она на восьми тонких деревянных столбиках.
«Красные листья», — удивился Румо.
— Красные листья? — повторил Львиный Зев. — Разве уже осень?
Столбики едва заметно зашевелились. Чуть согнулись, беззвучно, словно лапки насекомого.
— Нурния? — прошептал Львиный Зев.
«Да», — мелькнуло в голове у Румо.
Самое странное, что он не учуял нурнию. Ее запах смешивался с запахом прелой листвы.
Кажется, нурния не заметила Румо: она наблюдала за небольшой белой совой, сидевшей на ветке. Птица с трудом боролась со сном.