Жаба встрепенулась, противно квакнула и ускакала. С ветвей дуба спустилась единорожка и писклявым голоском продолжила рассказ.
— Я мог только думать и расти дальше. Поначалу меня посещали лишь мрачные мысли о боли и мести — очевидно, мысли повешенных. Но разве может дуб мстить? И я стал мыслить в другом направлении. Я впитал через корни столько народу — не только воинов, но и представителей мирных профессий: врачей и ученых, поэтов и философов — всех их повесили в Эпоху несправедливости. Чего только я не передумал!
Единорожка взбежала по стволу и скрылась в дупле. Голос ее зазвучал глухо, как из глубокого колодца.
— Я стал расти в глубину, уйдя корнями на много километров под землю. На ветки внимания не обращал — это чепуха для любителей свежего воздуха и птичек. Вот скажи, какое из живых существ ты назвал бы самым неповоротливым?
— Не знаю, — ответил Румо.
Единорожка высунулась из дупла.
— Наверняка ты бы сказал «дерево». А то и вовсе «дуб». Не зря нас считают символом стойкости, непоколебимости, закоренелости. Чушь какая! На самом деле дубы — весьма подвижные создания. Мы движемся каждый миг, во все стороны: вверх, вниз, на север, на юг, на восток и на запад. Не ведаем сна и отдыха. Растем ветка за веткой, листок за листком, корешок за корешком, кольцо за кольцом. Дуб — это идеальный символ движения, но все упорно не желают этого видеть. Что поделать?
Единорожка выбралась из дупла, вскочила на ветку и распушила хвост.
— Глубоко-глубоко уходят мои корни, гораздо глубже, чем у любого другого дерева. Я мог бы поведать тебе, где находятся самые богатые залежи золота и алмазов в этой местности. Мне известно, где можно собрать целую гору лучших белых трюфелей. Я знаю, где зарыты сказочные сокровища.
Единорожка растопырила лапки.
— Корни мои и теперь растут. Известно тебе, почему Нурнийский лес стоит на холме? Все это — корни. Мои корни.
С этими словами единорожка юркнула в листву дуба. Румо нерешительно озирался, но тут из норки выглянул крот и продолжил рассказ:
— Знаю, для тебя «геология» — это что-то очень скучное, примерно как вязание. Грязь и камни. Это потому, что у тебя нет корней. Ты и представить не можешь, как это увлекательно: пускать корни через самые разные слои почвы, вниз, к центру планеты. Будто читаешь книгу, написанную самой Землей. Сколько тайн, сколько неожиданных открытий и чудес! — Крот высыпал кучку земли из норки.
— Я сделал поразительные открытия! Из трещины в скале, в подземной пещере, будто родник, струится свет. Он стекает в озеро светящегося воздуха. А какие окаменелости мне встречались — ты не поверишь. Я нашел кристаллизованную медузу около трехсот метров в диаметре. Внутри нее — гигантский динозавр, наполовину переваренный. А у того в животе — тоже какое-то полупереваренное существо, его и словами не описать. Моих открытий хватило бы на целую армию палеонтологов.
— Нельзя ли ближе к делу? — поинтересовался Румо. — Если нетрудно.
Крот юркнул в норку, оттуда высыпалось еще немного земли, и зверек скрылся.
Двуглавая куропатка, покрытая шерстью, облетела вокруг Румо и уселась ему на левое плечо. Заговорила первая голова:
— Ладно, ладно, не буду утомлять геологическими подробностями. Все это ничто по сравнению с самым великим открытием, которое я сделал под землей.
— Однажды, — подхватила вторая голова, — мои корни, преодолев много километров, пробили свод. Потолок гигантского помещения. Понимаешь, что это значит?
— Нет, — ответил Румо.
Теперь головы заговорили хором:
— Это значит, что весь наш континент — это купол. А под ним, глубоко под землей, скрыт иной мир.
— Подземный мир! — ухнул одноглазый филин в ветвях дуба. — Подземный мир!
Двуглавая куропатка испуганно чирикнула и улетела.
— Подземный мир! — еще раз гулко крикнул филин. — Запомни эти слова! Мы ходим по тонкому хрупкому льду, а внизу раскинулся темный мир, исполненный зла!
Филин мотнул головой туда-сюда. Выпучив водянистый кроваво-красный глаз, он пристально уставился на Румо.
— Признаться, с тех пор я ужасно жалею о своем непомерном любопытстве! Не узнай я этого, жил бы себе беззаботно. А теперь я только и жду, что земля подо мной разверзнется и поглотит меня.
Выплюнув комок шерсти, филин с шумом расправил крылья и улетел.
Прямо перед глазами Румо с ветки дуба свесилась зеленая лесная змея, долго смотрела на него, будто гипнотизируя, а затем прошипела:
— Вот и весь мой рассказ. А рассказ — это предостережение. Теперь, если хочешь, отпили кусок дерева. У меня его хоть отбавляй.
Пока Румо рубил ветку дуба, змея сползла в кучу листьев и стала с любопытством его разглядывать.
— Шкатулка для возлюбленной, — прошипела она. — Ну-ну. Могу себе представить, каким успехом ты пользуешься у дамочек. С такой-то фигурой.
— Вообще-то нет, — промямлил Румо и покраснел.
— Ну, полно, — возразила змея. — Старый ловелас! Вырезать шкатулку из древесины нурнийского дуба — что может быть романтичнее? Ты тертый калач.
— Идея не моя.
— Вот как, — протянула змея. — Все заранее спланировал. В тихом омуте черти водятся. Бьюсь об заклад, все девчонки у твоих ног.
— Ничего подобного, — буркнул Румо, продолжая рубить.
— Ты отличный парень, — продолжала змея. — Не хвастун. Не то уже рассказал бы, что укокошил нурнию.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю все, что происходит в моих владениях. И кое-что сверх того. Времени-то у меня вдоволь. Хочешь что-нибудь узнать, спрашивай, не стесняйся.
— Нет, спасибо, — ответил Румо.
— Правда? Ни над чем не ломаешь голову?
Румо задумался:
— Постой-ка! Есть кое-что…
— Выкладывай!
— Что одновременно становится длиннее и короче?
— Жизнь, мой мальчик, жизнь! — отвечала змея. — Проще простого.
