Человек и его сын. Поколение.
Но роман, в частности английский роман, идет дальше. Человек стареет, разоряется и обогащается. «Домби и сын» — «сын» служит залогом того, что разорившаяся фирма построена так, что она еще разбогатеет.
«Дон Кихот» — это не только роман о человеке, это обозрение страны этого человека.
Роман «Евгений Онегин», как говорит автор, построен по календарю. Уточняя, мы можем сказать, что он построен по временам года.
Осень, зима, весна — это изменение точки, с которой видна жизнь, изменение точки анализа.
Почему я об этом говорю?
Живем мы мгновенно.
Это хорошо, предметно передал Юрий Олеша, говоря о том, как незаметно для мальчика приходит момент, когда вдруг он слышит — его называют стариком; его, мальчика, останавливают теперь этим словом.
Мальчик уже перед порогом времени лет.
Теперь мне надо сделать большой и как бы невидимый для читателя проход — переведу мысль свою на пересекаемую нами дорогу.
Герои в произведениях являются людьми разных времен.
Разных эпох нравственности.
Наверное, поэтому им так трудно живется вместе.
Это и есть содержание романов — неустроенность жизни.
‹…›
Легкие нужны для дыхания
Мысли вслух
(еще одно предисловие)
‹…›
Когда-то я шел за Потебней так пристально, что даже начал спорить.
В поисках предков нынешних машин через деревянные насосы соляных колодцев можно дойти до тростниковой дудочки, через которую накачивали воду из рек, опасно насыщенных злыми духами и просто крокодилами.
Старое не исчезает. Оно воскресает, часто даже с подробностями, как бы ненужными. История сохраняет черты всех домов, которые так неохотно разрушались временем.
Можно открыть для себя, что и мифы были попытками что-то понять или не понимать, а покрыть старинное покровом так, как в горах закрывают еще опасные места коврами и одеждой.
Когда один из крымских Гиреев уходил из воспетого Пушкиным Бахчисарая, из дворца с не бегущим вверх, а плачущим фонтаном, то люди вспомнили, что они из одного рода с ханом, и отдали последнюю одежду под копыта его коней и ослов.
А можно вспомнить многократные сны — сны Пушкина.
Сны — черновики, которые не уничтожались, а только возвышались.
Сны не живут днем или живут редко, но они вспоминаются.
Считается, что сны — это предчувствия, предсказания, они — черновики истории.
Римляне задерживали выступление легионов, если сны были неблагоприятными, если птицы летели как-то странно, не туда и не так.
Можно понимать историю, литературу как историю еще не понятых дорог.
Иногда сны сбывались.
Пишу новую книгу о теории прозы.
Книга о старых забытых путях, о лесах, в которых когда-то скрывались какие-то племена, или о норах под скалами, в которых тоже жили люди и учились в темноте мазать черной краской белые плиты скал, учились рисовать, удваивая свои воспоминания изображением. Они здесь учились делать черновики, были почти реалистами.
Мы говорим о бродячих сюжетах. Да, сюжеты бродят. И дети бродят по улицам. Я сам когда-то бродил по дорогам и ударял по водосточным трубам, которые отзывались голосом разной высоты
[243].
Невысказанные, обманные решения.
Обманные обезьяньи мосты из встречных веток, переплетенных вместе. Камни, прислоненные друг к другу вершинами, за которыми можно укрыться от ветра и хищников.
Камни эти — предшественники, современники и спорщики с архитектурными арками.
Хочу раскрыть старые могилы. Могилы людей.
Уже в палеолите костяки умерших окрашивали красной охрой.
Люди питаются, и часть пищи уходит непрославленной на землю.
На этих местах потом гуще растет трава.
Но надо чистить дороги.
Было время, когда ангелы были похожи больше на зверей, чем на ангелов, хотя они и тогда были крылаты. И их портреты — дело искусства, потому что они предтечи добычи охотника.
Человек разбивал свои знания в осколки, чтобы учиться говорить, говорить в полный голос.
Или, наоборот, из осколков собирать целое, единое.
В горах есть места, где скалы на крик отвечают обвалами.
Там камни учат стихам и рифмам.
Дороги возле жилищ должны быть чистыми.
Соловей поет не для того, чтобы соблазнить подругу.
Нет, уже с трудом построено гнездо, и в нем лежат яйца, аккуратно, с болью положенные. Он поет будущие песни, но есть враги и соседи, и не всегда для удовольствия поет соловей.
‹…›
Нужно уметь возвращаться к тому, что уже сделал, возвращаться хотя бы для того, чтобы разочаровываться в старом, в молодости, которая очень часто ошибается, но имеет хорошие глаза.
Кровь, обработанная легкими, уходит после них обогащенной. Повторения у автора неизбежны.
Говорю со всем пониманием того, какое расстояние между мной и теми авторами, которых цитирую. Повторения пейзажей, описания восторга и описания событий неизбежны, и у каждого писателя они свои.
У Блока — не только свой Петербург, у него тот город, который он видит многие годы через одно и то же окно.
Так поступал Маяковский, потому что для себя он сам — герой лирической драмы, он сам для себя ее рассказывал с изменением надежд и разочарований; он заканчивает одно из своих стихотворений словами:
Прими мой дар, дорогая,
больше я, может быть, ничего не придумаю
[244].
Это не утверждение навязчивых мыслей, а необходимых ступеней, по которым человек подымается сам для себя, для внимательной мысли или для вдохновения, которое, как говорил Пушкин, нужно и в геометрии, и в поэзии, и для прогулки по городу, и для разговора со своими детьми, много раз тебя слышавшими, но все еще не понимающими
[245].
‹…›
