Но реальный стих обычной строки почти никогда не выполняет задание и содержит в себе какие-то уклонения от задания.
Кроме того, строчка состоит не из слогов, а из слов, и слова эти образуют предложения, а смысл предложений изменяет интонацию стихотворения, и слово, в зависимости от его смысла, разно весит.
Таким образом, стихотворная ямбическая, хореическая или дактилическая строка в природе, в стихах в чистом виде не существует, она только пытается осуществить в живом языке материал.
Истинное содержание стихотворной строчки, истинная ее форма и состоит в борьбе между первоначальным ритмическим заданием и живой сущностью вот данной стихотворной строчки.
Кроме того, только в написании все слоги в слове одинаково сильны, одинаково существуют.
В живой речи, особенно в речи русской, конечные слоги, особенно в словах, попадающихся после ударения, почти не выговариваются, и существуют они только на бумаге.
Русский пушкинский стих был стихом так называемым силлабо-тоническим, т. е. в нем принимались во внимание и счет слогов, и счет ударений. Пушкинская строка в написании не равна той же строке, если она была бы произнесена в живой речи. Например: сини и синий в написании разные слова, а в живой речи — то же самое. Таким образом, пушкинский силлабо-тонический стих представлял как бы некоторое насилие над языком, как известное насилие над толпой представляет собой военный строй.
Но всякая система ритма, всякая стихотворная система сама по себе уже заключает систему насилия, систему отбора.
После Пушкина уже символисты начали писать иначе.
Окончательно русский стих изменился в наше время, в частности сильно изменили его Хлебников и Маяковский. Современный русский стих уже ведет счет только ударных слогов, а между ударными слогами каждая ритмическая единица, каждая, так сказать, строка заключает между ударениями произвольное количество неударных слогов. И в современной системе стиха неравноправность ударных и неударных слогов в русском языке нашла себе полное выражение.
Одновременно существует и старый стих, существует по наследству, по традиции, из уважения к старым авторам, и писатели пишут и считают слоги, причем считают не только реально существующие слоги, но и те места, где они должны быть, если бы живая речь равнялась письменной.
С точки зрения старой ритмики, старых учебников стихосложения новые стихи написаны неправильно.
Правила же нового стихосложения еще мало выработаны, и учиться им нужно на стихах.
Наоборот, правила старых стихосложений осознаны так, как они никогда не были раньше осознаны; они нам совершенно понятны, им можно выучиться; поэтому у нас много хороших стихотворных техников.
Стихи, которые тем не менее мало популярны и имеют мало общего с жизнью.
Многие современные писатели и поэты настолько традиционны, настолько привержены старому, что в самом ходе фразы, в самой манере расставлять слова повторяют старых писателей, только изменяя значения слов, поэтому стихи их являются не вновь написанными, а подстрочниками к чужим стихам.
Писать такие подстрочники можно научиться, но не нужно.
Я в своей книжке не ставлю себе цели увеличить число поэтов такого рода и поэтому рецептов не сообщаю.
Организация звуков в стихе
Организация слова в стихе не исчерпывается тем, что ударения идут в определенном порядке; кроме того, очень часто в стихах бывает организован самый характер звуков.
В прозаической речи мы относимся к звукам только как к средству передавать мысли; замечено, однако, что есть такие расположения звуков, которые трудны для выговаривания.
Неудобно, например, когда во фразе скапливаются почти одинаковые слоги.
На этом основаны скороговорки, т. е. такие фразы, слова в которых так подобраны, что произнести их быстро трудно, например, — турка курит трубку.
В прозаической речи такие слова и такие фразы избегаются, они трудны и как будто вымирают. Поэтому, например, замечено, что если в одном слове соединяются два «р» или два «л», то со временем одно из «р» переходит в «л»… Нынешний наш февраль произошел от латинского слова februarus — значит, в нем было два «р».
Во всем древнеиндусском языке имеется только одно слово, имеющее два «р».
В поэтическом языке стечение одинаковых звуков не избегается.
Это замечено уже в пословицах: возьмемте, например, пословицу «Сила солому ломит», и вы увидите, что вся фраза состоит как будто из двух слогов, слегка изменяемых.
В стихах очень часто поэты добиваются того, что строка или строфа оказывается основанной на нескольких повторяющихся звуках.
Например, разберитесь, из каких звуков состоит строка Пушкина:
Редеет облаков летучая гряда,
или разберите выражение из другого стихотворения Пушкина:
Красуйся, град Петров, и стой непобедимо, как Россия.
Это явление организации звуков называется словесной инструментовкой. Она делается иногда поэтами бессознательно, некоторые же писатели сознательно проводят ее как определенный закон, как определенное средство воздействия на читателя.
Частным случаем такой инструментовки является рифма. Рифмой называются созвучные концы строк.
Рифма
Рифма может быть неточная, причем нужно, определяя точность рифмы, иметь в виду не то, как слово пишется, а как слово произносится. В последнее время у Маяковского, например, многие рифмы основаны на том, что рифмуют составные слова, например, рифмуются «пролетки» и «все-таки».
Считается плохой так называемая отглагольная рифма, например «любил» — «забыл».
Плохими считаются также банальные рифмы, например «любовь» — «кровь», «свобода» — «народа».
Почему не хорошо пользоваться банальными или отглагольными рифмами? Дело, вероятно, в том, что звуковая сторона произведения не висит в воздухе и связана тесно со всем произведением. Когда мы читаем рифму, то вспоминаем предыдущую строку стихотворения, — рифма нас возвращает обратно, рифма как будто бы вызывает воспоминание о предыдущей строчке. Если же мы будем рифмовать слова совершенно одинаковые, например слово «человек» со словом «человек» или слово «свобода» со словом «свобода», то у нас не будет этого возвращения, потому что при возвращении этой строчки мы получим не вторичное восприятие, а то же слово, которое мы имели в своей строке.
Банальные же рифмы нехороши тем, что они не заставляют нас вернуться; рифмуемые слова появляются ожиданно, не связаны строкой.
У нас нет ощущения, что вся строка подтянется к другой своей строке рифмой, а мы просто сидим и подсчитываем, как льготные талоны на трамвайные билеты.