На межсоюзнической конференции весной 1917 г. была заявлена потребность России в 390 танках — рассчитывали иметь по 6 танков на каждое из 50 отделений бронедивизионов плюс треть машин в резерв. Первоначально планировали закупить средние CA-1 «Шнейдер», но в сентябре 1917 г. военному агенту в Париже поручили: «…остановить приобретение тракторов Шнейдера среднего типа, которые по указанию Ставки оказались непригодными для службы на нашем фронте. Благоволите сообщить результаты испытаний танков легкого типа «Рено» с одним пулеметом» (в это время завод «Рено» только-только закончил постройкой первые серийные легкие танки. — С.Ф.). Летом находящаяся в Англии временная техническая комиссия ГВТУ обратила внимание на «новый тип тяжелых полевых крейсеров английской армии номер 2» (скорее всего, имелся в виду прототип тяжелого Mk V, но термин «крейсер» наводит на мысль и о прототипе среднего Mk A). В обоих случаях подчеркивалась проходимость танков, имевшая «огромное для русских условий значение».
Однако ни французские, ни британские танки так и не попали в Россию — союзники, сами лишь разворачивавшие выпуск нового средства войны, не слишком спешили делиться им с русской стороной (британцы предпочитали «маскировать» свои работы мифическими «русскими заказами», но даже показывали танки русским представителям неохотно), а тут еще и начавшаяся русская революция. Зато в 1918 г. танки союзников «добрались» сюда для противодействий красным армиям, после чего в качестве трофеев все-таки стали первой материальной частью танковых сил, но уже Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
Новый план формирования броневых частей русской армии выглядел вполне реально, тактический и технический опыт личного состава бронечастей также обещал удачное применение новых машин, однако реализовать план не удалось даже частично. И помешала этому не революция сама по себе, а общее положение надорвавшейся русской промышленности и глубокий финансовый кризис — т. е. те же причины, которые и подготовили революцию. Все это вызвало приостановку работ, затрудняло необходимые новые закупки шасси и оборудования, а развернувшиеся с февраля 1917 г. события лишь довершили дело.
Что касается построенных в России опытных машин, то наиболее практичными и близкими к типу «танка» оказались полугусеничные бронеавтомобили, собранные на Путиловском заводе по схемам полковника Гулькевича и прапорщика Кегресса. Они же и получили боевое применение уже в ходе Гражданской войны. Бронеавтомобиль Гулькевича на шасси полугусеничного трактора имел более живучие металлические гусеницы и потенциально лучшую проходимость, был лучше вооружен и, конечно, мог бы стать «русским типом танка». Но сложилось так, что из всех проведенных в России до 1918 г. работ над вездеходными боевыми машинами, пожалуй, только «полу-танк» схемы Кегресса имел какое-то влияние на дальнейшее развитие техники.
Первые проекты танков в Советской России были рассмотрены уже в 1918 г. Это были «вооруженный пушкой и пулеметом бронированный трактор Шаманова», «вездеход-пулемет Сотьянова» в начале 1919 г. Два проекта «вездеходного бронированного пулемета» на базе механизмов «малого автомобиля» представил инженер Максимов — это были одноместные легкие гусеничные машины, вооруженные одним пулеметом, причем в варианте «Щитоноски» единственный член экипажа располагался полулежа. По сути, это было нечто промежуточное между идеей «бронированных застрельщиков» генерала Этьена и типом танкетки, которому еще предстояло сформироваться в 1920-е годы.
В 1920 г. Броневое управление Главного Военно-инженерного Управления провело первый проект советского танка. Было рассмотрено 12 проектов, первую премию присудили проекту Ижорского завода, известному под названием «Теплоход АМ» (автор проекта — инженер Г.В. Кондратьев). Любопытно, что конструкция корпуса этого плавающего танка (согласно проекту он даже имел гребной винт) была подобна корабельному — с кильбалкой и шпангоутами; можно вспомнить, что и проект В.Д. Менделеева предполагал сборку корпуса по типу корабельного. На заводе даже начали изготовление двух танков, но дело ограничилось неполной сборкой корпусов. Второй конкурс — 1922 г. — не дал ни одного приемлемого проекта.
Танки «Русский Рено», строившиеся в 1920–1921 гг., упомянуты особо. Наконец, в 1923 г. было образовано Московское танковое бюро Главного Управления военной промышленности (ГУВП), а в сентябре 1924 г. при ГУВП создана специальная комиссия по танкостроительству. Началась систематическая работа по созданию отечественного танкостроения.
Русские проекты противотанковой обороны
В известном немом фильме Ф. Эрмлера «Обломок Империи» русский солдат Первой мировой войны получает «георгия» за подбитый германский танк («роль» танка в фильме исполнил «Рено» FT). Это воплощение «кошмара войны» — фантазия, на Русском фронте Первой мировой танки, как известно, не появились ни с одной стороны. Германия, даже начав разработку своих танков, не планировала пока использовать их на Востоке. Однако вопрос противотанковой обороны был поставлен в русской армии сразу после первых сообщений о действиях британских танков. Ни у кого тогда не возникало сомнений в способности Германии приступить к скорой постройке собственных танков. Тем более что действия немногочисленных полубронированных германских автомобилей в Восточной Пруссии в 1914 г. и тяжелых германских бронеавтомобилей на Русском и Румынском фронтах в 1916 г. оказались весьма успешными.
Основные приемы борьбы с бронеавтомобилями противника были выработаны уже в первые два года войны. Меры эти делились на пассивные и активные. К первым относилось заграждение путей движения или только подготовка к заграждению или разрушению пути (если они нужны были еще для своих войск) с прикрытием заграждений огнем. К активным мерам борьбы с бронеавтомобилями кроме огня полевой артиллерии относили и «неожиданные, с самого близкого расстояния нападения пехотных засад с целью захвата их или опрокидывания». Для «опрокидывания» бронеавтомобилей пехотные части предлагалось снабжать слегами (толстыми жердями, не столь уж курьезное предложение для начальной стадии разработки проблемы), для разрушения — подрывными зарядами. Пехота могла применять также бронебойные винтовочные пули и ручные гранаты. Упомянутая ранее «Инструкция для боевого применения бронированных автомобилей», составленная еще в начале 1915 г., указывала: «При встрече с бронеавтомобилями противника следует возможно скорее выдвинуть вперед, ближе к ним, свой бронеавтомобиль, вооруженный пушкой для уничтожения бронеавтомобилей неприятеля. Отсутствие пушечных бронеавтомобилей не должно служить основанием к отходу в этом случае наших пулеметных бронеавтомобилей; наоборот, последние должны стремиться всеми мерами если не совершенно уничтожить своего противника, то заставить его отказаться от безнаказанного поражения наших войск». Такая тактика была бы пригодна и в борьбе с танками.
Данные разведки о германских работах над танками заставили русское командование принять меры к защите войск против них. Уже 1 декабря 1916 г. Инженерный Комитет ГВТУ признал, что «лучшими средствами для борьбы с подобными автомобилями (танки, как мы видели, относили к «тяжелым бронеавтомобилям». — С.Ф.) могут служить главным образом артиллерийский огонь и фугасы». В качестве возможных средств борьбы указывались удлиненные заряды унтер-офицера Семенова, созданные для подрыва заграждений, большие треугольные рвы и управляемые наземные мины. Удлиненные заряды предполагалось подтягивать тросами под гусеницы приближающегося танка и подрывать при его подходе. Вскоре Ставка получила сведения о постройке в Германии двух типов танков — тяжелого и легкого (как показали события, готовность и возможности Германии по производству танков были переоценены).
