Во дворе коза взобралась на крышу сарая, обнюхала серое
небо, а когда внизу началось движение, легла на краю и стала следить подлыми
глазами, будто пантера, намеревающаяся прыгнуть из засады.
Он отвернулся, жадно плескал ледяную воду в лицо. Перед
глазами проносились картины вчерашнего пира, в ушах звучали голоса. Мозг
холодно и трезво отсеивал мусор, а важные крупицы складывал в одну кучку. Так,
молодой Унгардлик брякнул, что если вождю нравится сидеть сиднем в этом бурге,
то и пусть сидит, а он скоро уйдет, хочет повидать мир, Рикигур возразил, что
Фарамунд только накапливает силы, Куландж похвастал, что еще помнит дорогу к
теплым морям, Вехульд выразил недоумение... в чем же? Черт, все-таки либо надо
пить меньше, либо запоминать лучше...
Сейчас Рикигур дремлет, сгорбившись, как маленький
несчастный тролль, огонь перед ним весело лижет чугунный котел, рассыпается
бликами вдоль стены, играет весело и грозно на лезвиях мечей на стене, а
наконечники копий кажутся раскаленными в пламени.
У самого ложа Фарамунд ушиб босую ногу о сундук, захваченный
у Лаурса. В нем обнаружились пергаментные свитки, одни из хорошо обработанной
кожи, другие вовсе из невыделанной, записи как на латыни, так и на других
языках. Он различал их, хотя латинские значки оставались такими же непонятными,
как и прочие, он только смутно чувствовал, что эти вот ровненькие — латынь, а
остальные — остальные.
Растерся так, что кожа скрипела и трещала, оделся, затянул
пояс потуже, а когда подошел к окну снова, влажный воздух страны болот мощно и
властно взял свое: на месте внутреннего двора медленно колыхалась неровная
поверхность неопрятного киселя. Постройки тонули, словно при половодье, он
видел только крыши ближайших сараев. Дальние стены и башни не просматривались в
белесой мгле.
Внизу едва слышно фыркнула невидимая лошадь. Он провел рукой
по голому плечу. Пальцы скользнули по взмокшей коже. Он вдохнул холодный
влажный воздух, почти физически ощутил, как такая же мокрая пленка оседает
сейчас на крупы коней, на камни основания башни, на деревья, стены домов, лица,
руки часовых, как отсыревает тетива, как растягиваются ремни...
Хуже того, в тумане тонут звуки шагов, хриплое дыхание
крадущегося лазутчика. Он сам тогда сумел благодаря такому туману взять эту
крепость, но так же точно могут захватить и его!
Брови сошлись на переносице. Мозг работал напряженно, но
ничего надежного не приходило в голову. Если же часовых поставить вдоль стены
на расстоянии шага друг от друга, никакой армии не хватит!
Единственное, что лезет в голову — это захватить еще хотя бы
пару бургов. Тогда при потере одного останутся два других, но главное, что на
владельца трех бургов не решатся нападать простые разбойники.
Он высунулся из окна, прокричал мощно, с удовольствием
ощущая свой сильный зычный голос:
— Громыхало!.. Громыхало!
Вскоре снизу донесся такой же сильный, разве что сиплый
пропитой голос:
— Здесь я...
— Громыхало! — крикнул он ликующим голосом. —
Надень свой лучший панцирь!.. Оседлай лучшего из коней!.. Пусть Вехульд
подберет десяток воинов с чистыми рылами. Таких, которые еще не падают с коней.
Из тумана громыхнуло, как будто морская волна ударила в
бревенчатую стену:
— Как скажешь, рекс. Куда едем?
— К Свену, — ответил Фарамунд так же
счастливо. — К Свену из Моря.
— Ого, — сказал Громыхало. — Как скажешь,
рекс.
Похоже, в тумане он едва не свалился через порог. Фарамунд
услышал сдавленное ругательство, сильный удар по столбу, то ли кулаком, то ли
лбом, затем шлепающие шаги по мокрой земле.
Перед поездкой Фарамунд раздал все доспехи и все оружие,
захваченное в крепости. Даже Громыхало удивился, зная обычную жадность рексов,
да и запас надо бы иметь, но Фарамунд отмахнулся: его лучшая дюжина должна быть
вооружена и одета как лучшие из знатных франков.
В конюшне пересмотрели коней, отобрали тоже самых лучших.
Фарамунд придирчиво осмотрел своих людей, объехал маленький отряд со всех
сторон. Во главе на крупных конях сидели Громыхало, Вехульд и молодой
Унгардлик, что рвался в неведомые дали. За ними угрюмый богатырь Фюстель,
отважный Арморис, который называл себя готом, да и все остальные уже известные
по доблести, отваге и воинской силе.
Фарамунд засмеялся:
— Трудно представить более славный отряд!
Кони понеслись споро, туман рассеивался, день выдался на
редкость ясный. Солнце сожгло остатки тумана первыми же лучами. Воздух стал
настолько чистый и прозрачный, что оторопь брала от непривычки: уже отвыкли
видеть до самого горизонта, да еще так отчетливо!
Фарамунд несся впереди отряда. Ветер трепал его длинные
черные волосы, слишком длинные для франков. Сам он слегка наклонился вперед в
жадном нетерпении, глаза прощупывали горизонт...
Кони обогнули лес, крепость Свена выдвинулась как на ладони.
Теперь Фарамунд сразу оценил, что кустарник не вырублен, можно подкрасться под
его прикрытием прямо к стенам. Ров не заполнен водой, а вал осыпался, можно
одолеть, не слезая с коня. Да и стражи слишком сонные, таких легко захватить
врасплох...
Он подумал с удивлением, что раньше это просто не приходило
в голову. А сейчас замечает все уязвимые места, и словно бы привычно намечает
места для быстрого захвата этой слабенькой крепости.
— Кто такие? — закричали из башенки на крыше.
Затем, приглядевшись к всаднику в дорогих доспехах: — А, это ты, Фарамунд?..
Погоди, сейчас доложу хозяину.
Фарамунд крикнул ему вдогонку:
— Помни, своему хозяину!
Громыхало спросил насмешливо
— Боишься, что пошлет навоз возить?
— Не хочу неприятностей даже для него, —
огрызнулся Фарамунд. — Иначе должен буду вбить ему эти слова в глотку
вместе с выбитыми зубами... и тогда все нарушится.
— Все ли?
Глаза старого воина смеялись. Фарамунд невольно раздвинул
губы в усмешке:
— Не все, но все-таки...
— Ты, в самом деле, надеешься уговорить ее переехать к
тебе?
Слышно было, как перекликаются в доме и даже во внутреннем
дворике. Звенело железо. Потом из башни крикнули:
— Проезжайте! Вас двенадцать? Остановитесь посреди
двора. Помните, что сорок лучников будут наготове.
Ворота отворились, Фарамунд молча пустил коня вперед.
Всадники за ним ехали гордые, все в доспехах, хоть и разных, но все же не
оборванцы, а кони под дорогими попонами, уздечки не тряпочные, а красивые,
кожаные, с медными бляшками. Лучники лучниками, но все равно от маленького
отряда веяло силой, уверенностью.
Во внутренний двор перед домом Свена высыпала челядь.
Видимо, слух о прибытии именно Фарамунда разлетелся, как черепки от разбитого
горшка. За перилами галереи второго этажа показались молоденькие девушки. Глаза
их горели от любопытства, Фарамунд чувствовал их обжигающие взгляды, испуганные
и завлекающие одновременно.
