Он услышал легата, заорал в бешенстве:
— А вы что хотели?
— Вы воюете как дикари! — крикнул легат с
презрением, словно плюнул ему в лицо. — Варвары!
Фарамунд задохнулся от ярости. Горячая волна жара ударила в
голову. Он прохрипел перехваченным горлом:
— А вы... хотели, чтобы все по-вашему? И воевали так,
как удобно вам? Как готовы лучше всего вы?.. Эй, лучники!!! Перебить это... это
стадо свиней в железе!
Громыхало рядом повернулся лицом к своим, вскинул руку.
Из-за всадников выбежали пешие лучники с длинными тяжелыми луками. У каждого за
плечами болтался колчан с сотней стрел. Быстро-быстро натягивали тетивы, воздух
грозно загудел, раздираемый сотнями выпущенных стрел.
Легионеры разом присели. Тяжелые стрелы звонко щелкали по
щитам, шлемам, втыкались в землю почти по самое оперение. Справа и слева
появились пращники. Помня, с кем имеют дело, они с усилием раскручивали и
швыряли уже не простые камешки, а огромные булыжники. А иные умельцы
быстро-быстро раскручивали пращи, выпускали в цель свинцовые пули. Пущенная
умелой рукой, такая пуля пробивает римский шлем, ломает конский череп,
проламывает шит.
Трижды лучники пускали рой стрел, а пращники заваливали
римский строй камнями, прежде чем там начали колыхаться щиты. То один легионер
падал, то другой заваливался на товарищей. Легат поднялся, и привычно
скомандовал было отступление к стенам города, но осекся: город уже в руках
врага.
Когда их осталось десятка три, уже не римский строй, а
разрозненные кучки среди павших, Фарамунд в бешенстве бросил коня вперед. Можно
бы добить оставшихся, как перебили весь легион, стрелами да камнями из пращ, но
горячее безумие толчками разливалось из сердца по всему телу и скапливалось в
руке, а затем собралось в мече. Тот вспыхнул оранжевым огнем, Фарамунд заорал
дико, его понесло прямо на выставленные копья.
Отточенные острия вонзились в грудь и бока коня. Он
закричал, рухнул, Фарамунд скатился через голову, но вскочил так быстро, что
острия копий вонзились в то место на земле, где он только что прокатился.
Он вскочил, дикий и остервенелый, заорал в бешенстве,
бросился на этих умелых и выученных воевать правильно. Боль ожгла голову,
плечи, с силой что-то вонзилось в грудь, но он все кричал, срывая голос, рубил
мечом остервенело, с каждым взмахом падала одна из блестящих фигур. Потом в
глазах все затянуло розовым, но он двигался через этот розовый туман только
вперед, рубил, кричал. Последнюю сверкающую латами фигуру разрубил с такой
яростью, что та распалась почти надвое, шагнул дальше, замахнулся. Человек
начал отпрыгивать с воплем:
— Рекс!.. рекс!.. Это я, рекс, Унгардлик!
Фарамунд попытался смахнуть красную пелену с глаз. Ладонь
сразу стала липкой и пурпурной. На него набросились, хватали за руки, плечи,
сильные цепкие пальцы выдирали рукоять меча из судорожно сжатых пальцев.
Голос Громыхало прозвучал совсем рядом:
— Где лекарь?.. Лекаря быстро сюда!.. Рекс весь
изранен!
Я не ранен, хотел сказать Фарамунд. Я только...
В голове раздался звон, истончился до комариного. Внезапно
наступила тьма.
Очнулся, над ним нависло широкое мясистое лицо. Из-под
набрякших век смотрели острые глаза. Когда человек увидел, что Фарамунд поднял
веки, он сказал с радостным облегчением:
— Боги... Мы уже не думали, что ты очнешься!
Что случилось, хотел спросить Фарамунд, но из горла вырвался
только легкий хрип. Громыхало, Фарамунд узнал его с трудом, сказал торопливо:
— Молчи-молчи. Ты еще слаб. Да и голос сорвал. Я еще не
слышал, чтобы кто-то так в бою орал!
Фарамунд прошептал:
— Что... случилось?
— Ты дрался как зверь, — ответил Громыхало с
благоговением. — Воины и сейчас гадают, кто же в тебя вселился. Одни
говорят — Тор, другие — Сигурд, третьи — Беовульф. А один договорился, что в
тебя снизошел сам святой Георгий... Ну, это кто-то из христиан. Объяснить не
дали: сразу в морду и вытолкали к другому костру.
— Сколько я... спал?
— Двое суток, — ответил Громыхало с восхищенным
почтением. — Об этом тоже будут говорить!.. Ты был так изранен, что мы
боялись, как бы ты не помер прямо там... среди трупов.
Фарамунд сделал попытку приподняться, поморщился от боли.
Каждая косточка и каждая жилка молила о покое. Он сцепил зубы, сел, опираясь
руками о ложе. Он был голым по пояс. На груди, плечах и даже на животе
вздувались безобразные сизые шрамы. Кое-где раны были покрыты темными струпьями
из засохшей крови.
— Зажило? — спросил он вопросительно.
— Как на собаке, — ответил Громыхало. Он
пристально посмотрел на Фарамунда. — Ты непростой человек, рекс...
— Что не так? — насторожился Фарамунд.
— Очень быстро зажило, — сказал Громыхало. —
Так не бывает.
Фарамунд посмотрел на багровые шрамы. За пару недель,
понятно бы, но за два дня... гм...
— Я слышал, — сказал он, — что на победителях
раны заживают в сто раз быстрее, чем на побежденных. А разве мы не победили?
Город почернел, даже часть городской стены стала черной от
копоти, а дома из-за провалов крыш стали похожи на беззубые рты старух.
Фарамунд на коня влез с помощью Громыхало, но там, с высоты седла оглядел мир,
ощутил, как быстро уходит слабость, а тело оживает, забывает о ранах.
— Зачем жгли? — спросил он, морщась. — Это
теперь наша крепость... Хотя, не знаю. Наверное, все-таки правильно, что все
сожгли и всех убили.
Громыхало, ободренный, сказал живо:
— Народу было больно много. Опасно такое оставлять за
спиной! Большой отряд оставлять жалко, а малый — перебьют простыми палками.
— А где сейчас местные?
— Ну... кого сразу, кого потом, кто сгорел, а других
продали. Тут всегда крутятся эти... которые рабов переправляют на Восток!..
— Так что же, Люнеус пуст?
Громыхало широко улыбнулся:
— Нет... Из подвалов столько навылазило, что как будто
никто и не пропадал! Но этот народ, который подвальный... пуглив, не пикнет.
Это уже покорные. Храбрые дрались... как умели.
Фарамунд нахмурился, что-то напомнило слова того крикуна,
который кричал о самой великой ценности — жизни человека. Значит, смелых да
честных он побил, а теперь будет править трусами?
— Ладно, — сказал он и повернул коня прочь от
закопченного города, — даже от самых больших трусов, бывает, рождаются
смелые дети.
Часть 2
Глава 13
С двумя десятками всадников он прибыл в крепость Свена.
Захваченная с прочим скарбом легкая повозка весело стучала колесами следом.
Подозрительный Свен на этот раз не решился впустить такое войско, Фарамунд
проехал через врата с одним Громыхало.
