К удивлению всех грозный вожак разбойников сразу направился
на задний двор. Старая колдунья сидела у порога. Ее жидкие седые кудри
выглядели как выгоревшая на солнце тряпка, а сама напоминала нахохлившуюся
цаплю.
Фарамунд остановился в двух шагах. Странная печаль коснулась
сердца.
— Здравствуй, — сказал он тихо. — Ты помнишь
меня?.. Ты сказала, что я тоже могу, как и птицы, в дальние края... Но ты
знаешь, что это, а я — нет... Я хочу, чтобы ты жила в моем бурге. Вопросы лезут
из меня, как мыши из нор в половодье. Иначе мне придется каждый день бегать к
этой крепости и подолгу ждать, пока откроют врата!
Она долго молчала. Ему вдруг почудилось, что она уже решила
для себя, но сейчас задумалась о другом.
— Ты постоянно в походах, — сказала она
медленно. — Или походы в тебе самом?.. Но я чувствовала, что ты меня
позовешь...
— И какой приготовила ответ?
— Мне будет нужна повозка с толстыми стенками и без щелей.
Старые кости ломит от любого сквозняка. И еще мне надо много теплых одеял...
Он чувствовал, как еще один камень свалится с его спины.
— Все будет, — пообещал он твердо. — Ты не
представляешь, как ты нужна.
И хотя, по словам Свена, колдунья зря ела хлеб, но он
заупрямился, не хотел отпускать. Правда, жадность пересилила: Фарамунд уплатил
за старуху римским золотом, и повозку пропустили через ворота.
— Ты все предусмотрел, — проворчала она. — А
как именно ты решил, что я оставлю нору, где прожила столько лет?
— Ты тоже смотришь на облака, — ответил он, —
и тоже глядишь вслед улетающим птицам... Не знаю, что ты видишь, но ты —
смотришь. Садись, там уже куча одеял, теплые медвежьи шкуры. Я сяду с тобой, у
меня вопросы, вопросы... Очень странные вопросы!
Вопросы, в самом деле, любому показались бы странными.
Правда, не колдунье. Он не спрашивал, как заставить коров приносить по два
теленка, не интересовался, что говорят звезды о его судьбе, или как ворожбой
извести соседа.
Не стал спрашивать и о себе. Глупо, но жадно выспрашивал о
Риме. Странное чутье говорило, что именно здесь разгадка потери его памяти...
Рим, загадочный Рим, о могуществе которого все говорят, и по
чьим окраинным землям сейчас идут франки. Пусть не по самому Риму, но все же по
римской империи, что охватывает полмира. А если куда-то еще не ступала нога
римского легионера, то лишь потому, что там не только люди, но даже звери жить
не желают.
И не только воинская мощь, но и сама римская система, как он
видел из рассказов старой колдуньи, была просто идеальной. Он сам не находил в
ней ни единого изъяна. Голова трещала от попыток понять, почему же Рим терпит
одно поражение за другим. Даже не сражается, а просто одни германские племена
защищают его от других германских племен. Даже не римская армия, тоже вся из
варваров, а германские рексы становятся на защиту Рима, помня о его величии...
О недавнем величии. О прошлом величии.
Но долго ли они будут благоговеть перед прошлым?
Повозка покачивалась на ухабах, Фарамунд сидел напротив
старухи. Окна она велела прикрыть, дует, в полумраке звучал ее размеренный
скрипучий голос:
— А здесь нет системы... У франков правая рука не
знает, что делает левая... Хотя нет, здесь тысячи рук, и все сами по себе...
Здесь нет закона, нет общей власти. Императорской власти!.. Но все же... все же
нечто странное складывается!..
— В чем?
— Понимаешь, молодой варвар... Я получила хорошее
образование, знаю историю всех древних государств. Первая империя образовалась
за много тысяч лет до нашего Рима в далеком Египте... Ты даже не можешь себе
представить, что такое — тысячи лет!.. Так вот, та империя существовала не
тысячу лет, а много тысяч лет. Ее сумел покорить только наш могучий Рим с его
железными легионерами... Да, о чем это я? Ага, в том Египте был рекс... его
называли фараоном. Фараон был единственным свободным человеком. Он считался
богом, а все остальные жители огромной страны — его рабами. И сами рабы, и
воины, и полководцы, и бродячие торговцы... Вся страна. А свою власть, понятно,
передавал по наследству своим сыновьям, те — внукам, правнукам...
Он недоверчиво качал головой:
— И что же остальные? Соглашались?
— Считалось, — сказала она, — что только так
и правильно. Мир устроен так... Честно говоря, я все еще считаю, что только так
единственно верно. Но я — человек того мира. Я жила в нем, я пропитана его
духом. Но сейчас на моих глазах возникает новый мир... Рабов нет, даже в самом
низу! Простолюдины, что пашут землю и не хотят брать в руки оружие, отдаются
под власть человека, который лучше всех умеет драться и убивать... но они не
рабы, а он не их хозяин! С ним заключают эти... коммендации, где перечень
условий... условий и обязательств с обеих сторон! Если кто нарушит, то стороны
свободны от обязательств. И так везде! Мелкие вожаки племен принимают защиту
более крупных, но крупный берет на себя обязательства перед этими мелкими, и уж
точно не превращает их в рабов... Такого еще не было ни в Египте, ни в Риме, ни
в Персии... Персия? Это тоже была великая держава, где свободен был только один
царь, а остальные — рабы...
— Странный мир!
— Это тебе странный. А для рожденных там — единственно
правильный. Для раба и вольного, для жреца и фараона... Там просто не видели,
как можно жить иначе.
Издали донесся окрик. В ответ по ту сторону повозки весело
заорали. Колдунья кивнула:
— Иди, тебе нельзя много думать об устройстве мира.
— Почему?
— Мудрецы редко берутся за меч, — сказала она
печально. — Потому мир совсем не такой...
— Как если бы творили его мудрецы?
— Да.
— Хуже или лучше?
— Не знаю. Но — другой.
На воротных башнях явно удивились, видя, как рекс выпрыгнул
из повозки, хотя коня вели с пустым седлом рядом.
А когда узнают, с кем я ехал и вел беседы, подумал он с
неловкостью, то и вовсе пойдут шуточки... Сердце стиснуло болью, ибо точно так
же однажды ехал в одной повозке с божественной Лютецией, Она ухаживала за ним!
Своими нежными пальчиками перевязывала ему раны, поила его, придерживая одной
рукой голову... он и сейчас иногда чувствует прикосновение ее ладони...
А в полутьме ее глаза сияли над ним как две путеводные
звезды.
Не медля, он дал двое суток на сборы, после чего выступил
всем войском, что разрасталось на глазах. Уже Громыхало и Вехульд командовали
отдельными отрядами, даже отважный Унгардлик получил в свое распоряжение отряд
легких конников.
Некоторые из его разбойников по старой привычке тут же
рассеялись по окрестным деревням, принялись грабить и насиловать. Одну деревню
сожгли начисто, мужчин перебили просто для потехи, а женщин раздели донага и
погнали вслед за войском.
