— Отлично, — сказал он с облегчением. — По
крайней мере, они не увернутся от боя.
— Римляне редко избегали боя, — заметил Громыхало.
— Вот и хорошо, — сказал Фарамунд.
— Что хорошего?
— Настоящий противник — хорошо.
— Римляне? — удивился Громыхало.
— Да.
Громыхало посматривал озадаченно. Фарамунд и сам не понимал,
почему в нем такая уверенность, что именно Рим, ведь в этих землях римские
гарнизоны уже ничего не значат, власти не имеют, а сама столица блистательной
империи где-то за теплыми морями, в сказочных краях, на землях, где никогда не
выпадает снег, а летом не бывает засухи и недорода.
— И еще, — наказал Фарамунд, — следи, чтобы
легата... или кто там будет главным, брали живым. И всех, кто окажется с ним —
монахов, купцов. Их либо выменяем на своих, либо продадим. Но сперва узнаем
новости... Вдруг кто из них слышал, куда увезли Лютецию?
Лицо его страшно исказилось. Громыхало услышал, как в
мертвой тишине скрипнули зубы. Безумные глаза рекса смотрели сквозь стену
деревьев. Громыхало, как воочию, увидел в них пламя пожаров, реки крови,
обезглавленные тела, свисающие с веток трупы, острые колья, на которых корчатся
виновные в похищении.
Вехульд тихонько спросил у Громыхало:
— Неужели он надеется отыскать ее? Когда весь мир
сдвинулся с места, когда народы сегодня на другом месте, чем были вчера, а где
завтра окажутся — сами не знают? Когда старые города исчезают, как прошлогодний
снег, а новые вырастают на месте лесов и болот?.. Да и те переходят из рук в
руки?
— Надеется, — вздохнул Громыхало.
Вехульд тоже вздохнул. Оба смотрели туда, где Фарамунд
осматривал захваченных коней.
— Я бы предпочел, — сказал Вехульд, — чтобы
наш рекс... ну, не слишком гонял нас в поисках бабы.
Громыхало кивнул:
— Я тоже.
Вехульд помолчал, спросил:
— Так, может... скажем?
— Что?
— Ну, наше пожелание, — ответил Вехульд осторожно.
Он помнил, что Громыхало все же правая рука рекса. — В поисках бабы мы все
рискуем головами, но что обретаем? Я готов рисковать ради золота, славы,
власти. Но ради бабы?
Громыхало почесал затылок, посмотрел снова в сторону
неукротимого рекса.
— Ты прав, — ответил он. — И я прав, что тоже
не хочу искать его бабу... А рекс не прав! Но только что-то такое шевелится...
— Что?
— Да вот как собака, чую, а сказать трудно. Мы все
слышали, да и знаем, что Рим всегда прав. У него даже люди такие есть, юристами
называются. Знатоки по праву. Они и другим помогают поступать только правильно.
Потому и такую империю отгрохали!
Вехульд насторожился:
— К чему ты клонишь?
Громыхало сплюнул себе под ноги, растер сапогом.
— Да вот только почему мы их бьем? Почему римская мощь
тает, как снег в теплой весенней воде? Почему их города стоят пусты? Почему
римская армия состоит из франков, готов, герулов, лангобардов, но только не
римлян? Где эти римляне, которые всегда правы?
Вехульд вытаращил глаза:
— А при чем тут римляне?
— Я лучше пойду с неправым Фарамундом, — ответил
Громыхало.
Вехульд помолчал, сказал негромко:
— Но наш разговор между нами?
— Конечно, — заверил Громыхало. — Понимаешь,
я ведь на твоей стороне всей головой с ее мозгами, если они есть. Но вот
сердце... или то, что выше и головы и сердца... оно говорит, что прав все-таки
Фарамунд...
— Но не понимаешь, как прав?
— Не понимаю, — признался Громыхало. — Просто
чую.
Вехульд снова помолчал, потом невесело улыбнулся:
— Наверное, я тоже дурак. Ладно, поможем ему добыть
свою женщину. А на золото — плевать! Честь дороже.
Дорога долго плелась по опушке леса, затем нехотя свернула,
пошла пробираться через чащу. Дорогу здесь проложили недавно, явно же не
поселяне, чувствовалась рука чуть ли не римлянина: дорога шла ровно, по
сторонам спиленные деревья, все сгнившие до половины, явно спилены в один день.
По обе стороны тянулась настолько плотная зеленая стена
кустарника, что можно было спрятать целое войско. Фарамунд велел лучникам
схорониться за поворотом, а остальные привычно попрятались за корягами,
выворотнями, укрылись за кустами. Птичий щебет затих, что выдавало расположение
засады, но люди сидели неподвижно, и снова над головами зачирикали птахи, а
белки и прочая мелочь начали носиться взад-вперед, роняя на плечи и сгорбленные
спины вышелушенные шишки.
По лесу пронесся тоскливый волчий вой. Все насторожились,
Громыхало каркнул вороном. Через некоторое время увидели, как по дороге бегом
мчится лохматый человек, дикий и заросший настолько, что его можно было принять
за худого облезлого медведя.
Фарамунд приподнялся, поманил:
— Эй, давай сюда! Что увидел?
Оборванец сказал торопливо:
— Уф, бежал как заяц!.. А чего торопился? Идут строем,
а впереди пускают в лес человек по десять. Из местных, что им служат. Так что
они сразу вас обнаружат...
Громыхало буркнул:
— Это последнее, что они увидят.
— Но вам-то не они нужны? А римляне будут готовы... Да
они и так готовы.
Фарамунд стиснул челюсти. Он уже видел, что римляне в их
знаменитом строю просто неуязвимы. Отряд в полста человек вроде бы невелик, но
римляне дерутся так, словно дерется один человек, наделенный силой пятидесяти,
а в схватке с людьми такой выучки можно положить целое войско.
Туман впереди вроде бы чуть поредел. Стало видно не на длину
копья, а на бросок тяжелого дротика. Фарамунду все время казалось, что в тумане
двигаются фигуры. Напряженные до ломоты глаза видели то всадников на конях, то
чудовищных зверей, то страшных толстых баб, словно бы вылепленных из снега.
Внезапно порыв ветра донес какой-то звук, но еще раньше
Фарамунд ощутил легкое движение под ногами. Земля начала мерно вздрагивать. Он
со страхом и восхищением понял, что римляне даже здесь, в диких чужих краях, не
растеряли это удивительное свойство римлян: шагать как один человек!
— Приготовиться, — велел он хриплым
голосом. — Не дать опомниться...
Хотя сам сознавал, что этих застать врасплох просто
невозможно. Рядом Громыхало поплевал на ладони и поудобнее перехватил молот.
Вехульд двигал мечом взад-вперед, проверяя, как ходит в ножнах, потом опомнился
и застыл, держа его перед собой острием вперед.
Оба видели, как менялось лицо рекса: сперва отвердели скулы,
лицо потемнело и стало похоже на морду разъяренного волка. Даже верхняя губа
приподнялась, показывая острые клыки. Уши дрогнули и слегка отодвинулись, шея
напряглась, а от нее жилы пошли вспучиваться по груди, плечам, и даже друзьям
стало страшно, когда человек на глазах превращается в безумца, наделенного
богами нечеловеческой силой.
