Укол в сердце был неожиданно острый. Заныло, словно он
недополучил солнца и воздуха, что не видел ее эти несколько дней, пока валялся
в полузабытьи.
Гнард обнял его за плечо, повел через двор. Дверь лачуги
Киззика, который один умел варить пиво, распахнута настежь. Оттуда как пар
выкатываются плотные запахи чего-то кислого, терпкого...
Фарамунд торопливо осматривался на ходу. Бург, в который он
попал, это такие длинные двухэтажные дома, что сходятся углами, а кое-где
попросту переходят один в другой. Стоят по кругу, глядя на мир узкими
окнами-бойницами. Есть и ставни: из дубовых досок, крест-накрест полосы из
настоящего железа, штыри в стену вбиты глубоко. Пока выдерешь, двадцать раз
голову пробьют. Хватит трех домов, чтобы образовать внутренний дворик, но в
бурге Свена четыре добротных дома из толстых бревен, ошкуренных и просмоленных...
Внутренний двор широк, просторен. Колодец, коновязь, с
внутренней стороны к стенам прилеплены мастерские, начиная от кузницы и кончая
выделкой седел.
Больше рассмотреть и понять ничего не успел: Гнард впихнул к
Киззику, закрыл дверь.
А за пивом, это такое слабое горьковатое пойло, он узнал не
только про женщин, но и про саму крепость Свена из Моря, грозного и могучего
воина, который в бою приходит в ярость, грызет щит, а силы его удесятеряются.
Говорят, в приступы священного боевого гнева он становится неуязвим. Хотя почти
из каждого кровавого боя он выходил, залитый кровью, как чужой, так и своей, но
свои раны оказывались легкими, на нем заживало легко и быстро, а славой собрал
под свою руку самых отпетых разбойников этих земель. Простых поселян заставил построить
эту деревянную крепость, а их обложил на удивление малым налогом. Потому в
селах, что под его защитой, народ плодится, иной раз из других краев приходят
на эти земли и селятся, получая от него защиту.
В самой крепости вырыты глубокие подвалы, стены укреплены
бревнами и досками. Запасены не только бочки с вином, но и мешки с мукой и
зерном на случай долгой осады. Есть в избытке копченое мясо, окорока, свиные
туши. В крепости, как уже и сам заметил Фарамунд, две просторные конюшни,
кузница, собственная оружейная, хоть и плохонькая, отдельно барак для воинов,
два строения для челяди. В крепости есть даже собственная провидица, что
говорит о богатстве и знатности Свена, ведь лишние рты могут позволить себе
держать только очень богатые и сильные люди...
— Что за провидица? — спросил Фарамунд.
Гнард довольно оскалил щербатый рот. Глаза стали масляными.
— Выше по реке была крепость римлян. Давно уже! Ну, не
сама крепость, а вилла... Богатая, пышная, про нее всяк сказки рассказывал!..
Когда через эти земли прошли готы, римлян как корова языком слизала. Нет,
убежать не успели. Думали отсидеться за крепкими стенами. Когда ворвались, то с
мужчинами, понятно, что сделали, а с женщинами... тоже понятно... ха-ха!..
Одних продали, других разобрали по племенам, где те скоро и перемерли. Но одна
осталась. Говорят, она была дочерью самого хозяина виллы. Ну, теперь не
проверишь, чья она была дочь... Выжила, хотя прошла через руки всех
разбойников, а среди них были такие страшилища, что другая от одного вида
померла бы... ха-ха!.. Но эту передавали из рук в руки, пока не осталась
доживать свой век здесь. По правде, она не так уж и зазря хлеб ест. Знает
лечебные травы, сама бывала в дивных странах. Пока не было особых забот, ее
слушали, а сейчас не до нее... Вообще-то, ты загляни к ней.
Фарамунд удивился:
— Зачем?
— Да так просто. Она многое знает! Вдруг сможет тебе
сказать, из какого ты племени?
Фарамунд пробормотал угрюмо:
— Вряд ли...
Глава 3
Сизые волны дыма медленно и лениво поднимались к потолку.
Там клубилось темное облако, что вытягивалось в круглую дыру в потолке. В узкие
бойницы пахнуло свежим воздухом, струи дыма задвигались, свиваясь в причудливых
драконов. Огни на факелах затрепетали чаще, огоньки вытянулись к двери, с
кончиков полетели мелкие искорки, сгорая на лету.
Поблизости похрапывали слуги и челядины Свена. Воздух стоял
плотный, пропитанный запахами свежих конских каштанов, конского и мужского
пота. Кто-то вскрикнул, попытался вскочить спросонья, шарахнулся головой,
выругался и заснул снова, убедившись, что видел только сон.
Фарамунд лежал неподвижно, в голове еще слышался грохот,
словно неспешно двигались жернова. Но теперь они перетирали не камни, от треска
которых разламывало крепкий череп, а всего лишь шуршащие зерна. Да и то
останавливались все чаще и чаще, и тогда он отчетливо слышал даже голоса за
тонкой дощатой перегородкой.
Пытался вспомнить, кто он, но жернова задвигались, вместо
зерна снова затрещали камни, острая боль вонзилась в виски. Перевел взгляд на
стену, подумал, в самом ли деле им тут дали приют, или утром выгонят, и боль
сразу затихла, испарилась.
Все, что он знал о себе, что его подобрали настолько
израненным, что он должен был умереть к вечеру. Но оказался здоров настолько,
что уже может встать, выйти во двор, хотя все еще держится за стенку. Говорили
о каком-то метком выстреле, которым он сразил вожака разбойников, но это тоже
смутно, он только и помнит раскалывающую голову боль, непослушное тело,
оскаленные лица, отчаянные глаза девушки....
Что-то неясное заставило тихонько подняться. Сено мягко
зашуршало. Дверь конюшни висит неплотно, в щели пробивается призрачный
колдовской свет. Он осторожно коснулся прогретых животным теплом досок.
Чуть скрипнуло, дверь ушла в сторону. На темном небе холодно
блистают звезды, огромная луна заливает все холодным светом, способном
поднимать из могил мертвецов, придавать колдунам недобрую мощь.
С дрожью во всем теле он видел, как огромный черный зверь
старательно преследует по небу яркий диск, гасит звезды, и все старается
проглотить луну, но та всякий раз либо выскальзывает, либо, проблуждав по его
внутренностям, прорывает бок и победно вываливается наружу, еще более чистая,
омытая вражеской кровью.
Поднялись из земли, и пошли, убыстряя шаг, призрачные тени
римских легионеров. Он отчетливо видел их стройные ряды, что смешались только в
момент, когда налетел ветер и понес их в сторону древних
руин, когда-то бывших римской крепостью. Вместе с ветром долетел едва слышный
глас Ночного Зверя, который может ослепить путника, если у него нет амулета, а
у холма мелькнули едва заметные горбатые спинки народца Холмов, что живет в
подземных норах.
— Кто я? — прошептал он. В груди расплывалась
тупая боль. — Что со мною?
Челядь еще спала, но он проснулся мгновенно, разом вспомнив,
что с ним случилось с того момента, как он открыл глаза и увидел склонившееся
над ним прекрасное лицо молодой девушки. У нее такие звездные глаза, яркие и
чистые...
Из могучей груди вырвался вздох. Еще бы вспомнить, что было
раньше!
