В конце концов, рекс обгрыз кость, словно хищный волк,
Брунгильда с содроганием услышала жуткий хруст, а где он не смог разгрызть, с
такой силой ударил костью о стол, что подпрыгнула посуда. Сухой трест разнесся
по залу, словно за столом переломилось дерево.
Мозг выскочил на столешницу, похожий на жирного голого
слизня. Фарамунд подхватил пальцами, жадно отправил в рот. Губы блестели от
жира. Он сглотнул, глаза стали довольными... затем лицо медленно приняло
прежнее суровое и даже привычно враждебное выражение. Да, привычное, но на миг
ей остро захотелось, чтобы он оставался таким же беспечным и непосредственным,
как вот только что, когда самозабвенно добывал из трубчатой кости сладкий
костный мозг.
Он слегка откинулся на спинку лавки. Вода еще не впиталась,
выпуклые как у гладиатора мышцы блестели, во впадинках ключиц собрались капли
воды. Странно, на таком могучем теле воина она не заметила шрамов, что среди
франков считалось чуть ли не позором. Разве что совсем-совсем крохотные белые
полоски на боку, вон на плече...
На языке вертелось что-то колкое, но вовремя спохватилась:
он может ответить, что больше привык сам наносить раны, чем получать. А те раны,
которые наносит ему она... если он их замечает, следов не оставляют. По крайней
мере, не на этой толстой дубленой коже, от которой почему-то пахнет южным
солнцем, синим небом и теплыми чистейшими морями.
В эту ночь снова пришла Клотильда. Остановилась, испуганная,
посреди комнаты. Рекс угрюмо молчал, и она, пересилив страх, снова забралась на
ложе, мяла и теребила груды мышц, разгоняла кровь. Он чувствовал, как
напряжение снова оставляет его сведенное судорогой тело.
Он наслаждался покоем, что струился от ее пальцев, ее
ладоней. И хотя она нещадно хватала крепкими пальцами за мышцы, дергала, била
по ним кулачками, он чувствовал, как будто лежит на горячем песке под жарким
солнцем. Все тело горело от прилива крови, горячие струи ходили под кожей,
вздувая ее буграми.
На этот раз, насытив плоть, он долго лежал на спине, смотрел
в потолок. Здесь те же балки, только без паутины. Та же Брунгильда, что сейчас
спит... спит ли?.. в восточной башне. И все та же служанка, что затаилась как
испуганный кролик, страшится вызвать его гнев неосторожным движением или
словом.
Он опустил руку, нащупал ее обнаженную спину. Позвонки
выступают, как у голодного котенка. Погладил по голове, почесал ей за ухом, как
кошке. В темноте слышно было, как она прерывисто вздохнула, будто после долгого
неслышного плача.
Говорить ничего не стал, достаточно и этого жеста, пальцы
налились теплой тяжестью, остановились. Перед глазами возникли образы скачущих
коней, залитые кровью лица, прозвучал зов боевой трубы...
Клотильда, услышав ровное дыхание, хотела было встать и
вернуться к хозяйке, но рекс спит мертвецки, не добудишься. Почему не поспать
до утра? А хозяйке скажет, что он ее пользовал до самого рассвета.
Пусть ликует, что сильные смуглые руки терзают не ее белое
холеное тело!
Через неделю после прибытия с красавицей супругой, Фарамунд
собрал свою отборную дюжину и покинул Римбург. Нужно проверить, как
расположились войска на зиму в приграничных землях Италии, а также взглянуть на
земли собственно римлян. Достаточно увидеть простых поселян, чтобы оценить
подлинную мощь их покровителя. Если голодные и ободранные, то, как бы Рим ни
кичился богатством и мощью, это не подлинная мощь. Если же сытые и довольные,
то трудно воевать с тем, кого поддерживают даже простолюдины.
Брунгильда наблюдала за его отъездом, глядя из своей башни.
Окна велела закрыть по римской моде занавесками, теперь посматривала украдкой,
как герои вскакивают в седла, как подвели высокого статного жеребца Фарамунду,
как рекс красиво вспрыгнул, натянул поводья, конь встал на дыбы и красиво
помесил воздух крепкими копытами.
Ей показалось, что он оглянулся в ее сторону. Поспешно
опустила краешек занавески, отодвинулась за толстую стену. Любопытная Клотильда
смотрела в другое окно.
— Не высовывайся! — вскрикнула Брунгильда, ее
страшило, что рекс подумает, будто это она наблюдает за его отъездом. —
Не... или ладно, высовывайся побольше, пусть видит, что это ты, а не я.
Клотильда, в самом деле, протиснулась едва ли не до пояса,
щеки разрумянились, глаза счастливо блестели.
— Ну и что? — откликнулась она беспечно. —
Что с того, что вы смотрите?.. Все смотрят.
Во всех окнах торчали головы мужчин и женщин, детей. Все
рассматривали уезжающих, громко переговаривались.
Я не все, хотело сказать Брунгильда, но удержалась. Не
хватало, чтобы начинала что-то объяснять служанке, опускаясь до ее уровня.
Она отошла и села за стол. Со двора доносилось фырканье
коней, звон подков, громкие мужские голоса, но она взяла листы пергамента со
стихами Овидия и начала переворачивать страницы, делая вид, что читает. Искоса
видела, как Клотильда радостно взвизгнула, помахала рукой так неистово, что
едва не вывалилась.
Интересно, кому машет, мелькнула безотчетная мысль. Не рексу
же, который использует ее для своих низменных желаний!
Они скакали на юг, часто меняя лошадей. Зима, что уже
разразилась в Римбурге, так и не успевала их догнать. Напротив, с каждым днем,
что они приближались к своим передовым войскам, небо становилось выше, чище, а
воздух теплел.
Вехульд хохотал и часто рассказывал смешные истории.
Унгардлик по своему статусу командира передовых частей чаще всего держался
впереди, все успевая увидеть и заметить, конь под ним играл, взбрыкивал от
молодой дури. Даже Громыхало развеселился под чистым, синим и безоблачным
небом, сыпал шуточками, с удовольствием посматривал по сторонам взглядом
собственника.
Когда они приблизились к римскому городу Текантуму, рощи еще
зеленели вовсю. Здесь едва-едва наступила ранняя осень, что может даже сразу
смениться весной, проскочив зиму.
Как выяснилось, за это время часть войска франков разошлась
по окрестным селам, готовилась переждать зиму, а остальные все еще вяло
осаждали Текантум. Без рекса никто даже не поговаривал о штурме, да и вообще
намеревались осаду снять и тоже разойтись по селам, как только вернется рекс.
Фарамунд выслушал военачальников, сам проехался вдоль
городской стены. Ему выкрикивали оскорбления, кто-то выстрелил из мощного
дальнобойного лука, но стрелу отнесло ветром.
С южной стороны город упирался стеной в горы. По словам
разведчиков там находился резервуар с водой, а водопровод римляне впервые
провели скрытно, не в пример своим хвастливым ажурным акведукам.
— Охрана? — спросил он коротко.
— Около манипулы, — доложил Кендрих, суровый и
малословный воин, которого Унгардлик оставил себе на замену. — Но это мало
что нам даст...
— Почему?
— Они смогут продержаться долго, — сообщил
Кендрих. — У них есть колодцы. Просто там вода намного хуже, чем эта... с
гор. Я сам пробовал ту, горную!
