Официальной реакции на появление НДПА и заявленные ею программные цели со стороны королевской власти не последовало. Она предпочла поступить по-иному, деликатно, по-восточному уважительно.
…В конце 1965 г. Нур Мухаммад Тараки был приглашен в Москву официально в качестве гостя на съезд советских писателей. По московскому радио было передано сообщение о том, что в столицу Советского Союза прибыл «известный афганский писатель Нур Мухаммад Тараки, который был тепло принят советской писательской общественностью». В действительности, же Первый секретарь ЦК НДПА появился в Первопрестольной по приглашению Старой площади, и принимали его уже упоминавшийся Р. А. Ульяновский и заведующий сектором Международного отдела ЦК КПСС Н. Н. Симоненко. Они провели с Н. М. Тараки обстоятельные беседы и высказали «товарищеские советы». Окрыленный вниманием высокопоставленных персон и их подарком — ондатровой шапкой-ушанкой, считавшейся символом принадлежности к советской партноменклатуре, лидер афганских коммунистов заверил своих патронов в том, что впредь и всегда будет неукоснительно следовать их советам.
…Сразу после того, как самолет Аэрофлота возвратил Н. М. Тараки в Кабул, его неожиданно пригласил к себе во дворец Захир-шах. За чашкой чая король поздравил «известного афганского писателя» с присужденной ему в Москве Ленинской премией. При этом заметил, что Н. М. Тараки — первый афганец, удостоенный такой высокой чести. Удивленный Тараки стал открещиваться — никакой премии в Москве не получал, всего лишь встречался с представителями советской культурной общественности.
То, что услышал он далее из уст Захир-шаха, адресовалось не столько ему лично, сколько Старой площади.
Король заявил, что всегда был и остается убежденным и последовательным сторонником развития дружеских отношений с Советским Союзом и даже в какой-то мере разделяет идеи социализма. Но, подчеркнул далее Захир-шах, нужно понять, что Афганистан для этих идей еще не созрел, а форсировать события, невзирая ни на что, крайне опрометчиво. Итогом в этом случае будет лишь хаос, разруха и война. Дабы избежать этого, король предложил лидеру НДПА регулярно встречаться и обмениваться мнениями. Таким образом, король, видимо, надеялся установить негласный канал доверительной связи со Старой площадью. Но Тараки, возможно, не поняв этого, отказался от дальнейших встреч, полагая, что королевская власть стремится приручить НДПА.
Как отреагировала на эту неординарную инициативу Захир-шаха Старая площадь — неизвестно. А ведь дальновидный и проницательный правитель Афганистана пытался предотвратить зарождавшуюся трагедию и пекся не только о сохранении традиционного нейтралитета своей страны, но и о дальнейшем развитии дружественных советско-афганских отношений. Об этом он и просигналил.
В своевременности и правильности высказанных королем предостережений нетрудно убедиться даже при относительно поверхностном ознакомлении с афганской действительностью тех лет.
Правоверные реагировали иначе
На пути новорожденной НДПА стояла преграда, преодолеть которую ей было не под силу. Преграда эта — мусульманское духовенство, с незапамятных времен занимавшее господствующие позиций в жизни афганского общества.
Низшие слои духовенства были представлены в кишлаках, где проживало почти девяносто процентов населения страны, муллами, которые всегда были тесно связаны, с одной стороны, с главами семей, кланов и племен, так сказать, со всей местной элитой, а с другой стороны — с простым людом, поскольку сами муллы почти поголовно вышли оттуда, из простого народа. Эта перемычка делала кишлак единым и неделимым целым.
Исполняя обязанности шариатских судей и толкователей Корана, строго следя за исполнением традиционных исламских обрядов и поверий, мулла, таким образом, предопределял полное неприятие жителями кишлаков любых попыток привнести извне в их жизнь чужеродные, непонятные и, главное, богохульные идеи коммунизма.
Городские служители культа, настоятели мечетей, преподаватели медресе и богословы учебных заведений проявляли себя в отличие от деревенских мулл достаточно мобильным в общественно-политическом плане средним слоем мусульманского духовенства, небезразличным к реформаторским идеям и течениям. По-иному вести себя они просто не могли, ибо их паствой были традиционные сословия горожан: торговцы, ремесленники, пауперы и т. д., — с которыми они ежедневно общались и у которых, с учетом текущих настроений «улицы», формировали единый взгляд на происходящее, разумеется, в строгих рамках извечных исламских ценностей, в духе непримиримости к всякого рода новшествам, способствующим распространению в обществе разврата, коррупции, атеизма и, конечно, коммунизма.
Высшая прослойка афганского духовенства: признанные в стране и за ее пределами богословы и правоведы, входившие в состав Совета улемов или занимавшие не менее престижные должности в государственных структурах, главным образом в органах судопроизводства, — также выступала гарантом незыблемости позиций ислама во всех сферах жизнедеятельности государства. О том, насколько враждебным было их отношение к НДПА, говорить не приходится. Особенно со стороны исламских фундаменталистов, которые в своей практической деятельности отнюдь не ограничивались одними лишь проповедями и нравоучениями, адресованными правоверным. Они активно использовали и другие формы борьбы за чистоту ислама, в том числе и нелегальные.
Одним из ведущих центров такой деятельности был Кабульский университет. В начале шестидесятых годов на двух его факультетах — богословском и инженерном — возникли первые в Афганистане кружки исламских фундаменталистов, члены которых раз в неделю проводили конспиративные собрания и обсуждали на них такие проблемы, как будущее государственное устройство Афганистана, традиционная роль ислама, программа и устав своей будущей организации и т. п. Кроме этого члены кружков негласно участвовали в антиправительственных митингах и демонстрациях, «даже руководимых коммунистами»,
[76] с тем чтобы «отвращать демонстрантов от идей коммунизма».
[77]
Общий настрой в кружках задавал профессорско-преподавательский состав. Верховодили же — на богословском факультете сам декан, профессор теологии Гулам Мухаммад Ниязи, а на инженерном — Гульбуддин Хекматьяр и Сейфуддин Насратьяр.
В 1969 г. оба кружка, «движимые духом совместной борьбы», объединились и образовали первую в стране исламскую фундаменталистскую организацию «Мусульманская молодежь», которая свою конечную цель видела в возвращении страны к «чистому» исламу эпохи пророка Мухаммеда и первых четырех «праведных» халифов. Во имя достижения этой цели провозглашалась непримиримая борьба с королевским режимом, который исказил ислам и открыл двери проникновению в Афганистан западной культуры и коммунистического влияния.
«Ни Восток, ни Запад, а коранический ислам!» Этим лозунгом декларировалась равноудаленность Афганистана от капитализма и социализма и приверженность «третьему», исламскому, пути развития.
