Отсутствовали четыре члена Политбюро: Ван Мин, Сян Ин, Фан Чжиминь и Чжан Готао.
С поддержкой позиции Мао Цзэдуна на совещании выступили Чжан Вэньтянь, Ван Цзясян, Чжу Дэ, Ли Фучунь, Не Жунчжэнь, Пэн Дэхуай. Они резко осудили левоуклонистские ошибки Бо Гy и Ли Дэ.
Сам Бо Гу, подчеркивает Мао Мао, «не только искренне принял критику партии в свой адрес и честно выступил с самокритикой, в работе он тоже, как и прежде, поддерживал присущий коммунисту дух. Хотя у Бо Гy были ошибки и он нанес громадный вред революционному делу, однако он признал свои упущения и исправился, чем заслужил в партии высокую репутацию». На совещании в Цзуньи он, «ведущий руководитель, проводивший в Китае в 30-х годах линию Ван Мина, был лишен поста главного ответственного лица в ЦК КПК». Однако в 1945 году на VII съезде КПК в Яньани был избран членом ЦК КПК.
«Что же касается пресловутого Ли Дэ, присланного Коминтерном, — негодует Мао Мао, — то этот заморский военный советник, которого одно время почитали как «императора», все совещание в Цзуиьи просидел у двери в подавленном настроении».
И далее: «Благодаря совещанию в Цзуньи китайская компартия в основном избавилась от четырехлетней опасности ванминевского левоуклонистского авантюризма, левоуклонистского догматизма и левоуклонистского сектантства. Было покончено с пассивностью, являвшейся следствием вмешательства извне… Вот почему совещание в Цзуньи действительно можно назвать драматическим «поворотным пунктом» в истории Коммунистической партии Китая».
Мао Мао особо подчеркивает, что «Компартия Китая на совещании в Цзуньи решила свои дела в условиях, когда не было вмешательства извне, а решения принимались в соответствии с реальным положением дел в своей стране, партии, армии… Руководящее положение Мао Цзэдуна не было даровано им самому себе и тем более не было пожаловано иностранцами, его буквально вынесла на это место почти 14-летняя революционная практика. Он был выдвинут и выбран китайскими коммунистами после того, как преодолел вместе с ними тысячи зигзагов и десятки тысяч препятствий».
Классическая опера под названием «Чжэнфын»
16 октября 1934 года принято считать началом Великого похода на 25 тысяч ли. В этот день Красная армия покинула Жуйцзинь и прекратила свое существование первая Китайская советская республика.
А 22 октября 1935 года считается днем официального завершения Великого похода. Иными словами, он длился один год. Об этом было объявлено на расширенном заседании Политбюро ЦК КПК, проходившем в городе Ваяобао, провинция Шэньси. На том же заседании была поставлена задача создания новой Центральной революционной базы на северо-западе Китая, в пограничном районе трех провинций Шэньси Ганьсу Нинся.
Выполнение этой задачи облегчалось тем, что в Северной Шэньси уже существовала советская база, возникшая благодаря успешным действиям регулярных частей Красной армии под командованием легендарного народного героя Лю Чжиданя и авторитетного деятеля КПК Гао Гана.
Новую власть устанавливал сам Мао Цзэдун. Район был поделен на северный и южный подрайоны, в каждом из которых сформировались новые партийные комитеты различных уровней, а также местные советы с военными комиссариатами. На руководящие посты в подрайонных и окружных партийных и советских органах были поставлены проверенные кадры — приверженцы линии председателя Мао. Одновременно был учрежден партком провинциального уровня, в состав которого были включены и члены ЦК.
Восстановил Мао Цзэдун и Временное революционное правительство, как центральный советский орган власти, а также сформировал Центральный военный комитет, который сам же и возглавил, переложив текущую работу на Чжоу Эньлая.
Реорганизация коснулась и армии — появилась «новая Красная армия 1 фронта» с главнокомандующим Пэн Дэхуаем и генеральным политкомиссаром Мао Цзэдуном.
Новая Центральная революционная база стала именоваться Освобожденным районом Китая, но впоследствии в силу ряда обстоятельств получила официальное название — Особый район Китая с центром в городе Яньань.
В течение последующих десяти с лишним лет абсолютная власть здесь находилась в руках Мао Цзэдуна. Правда, межфракционная борьба в руководстве КПК не прекратилась. В своем ключе продолжал действовать Коминтерн.
…Эдгар Сноу впервые попал на беседу к Мао Цзэдуну осенью 1936 года. Это случилось в городе Баоань, Северная Шэньси. Американский журналист был поражен, как он выразился, «предельной откровенностью и исчерпывающими ответами собеседника на любые вопросы», будь то его личная жизнь или партийно-государственная деятельность. Но больше всего Эдгара Сноу удивили проамериканские симпатии Мао Цзэдуна, признавшегося, в частности, в том, что еще в 20-х годах он был «решительным сторонником американской политики «открытых дверей» и доктрины Монро».
Публикация записей этих бесед на Западе повлекла за собой незамедлительную реакцию в Коминтерне. Направлявшемуся в Яньань в ноябре 1937 года Ван Мину, лидеру «московской группы» в КПК, Г. Димитров, руководитель Коминтерна, лично наказал разъяснить Мао Цзэдуну, что в беседах с «американским буржуазным журналистом» он непозволительно отошел от позиции интернационализма, которую должен занимать коммунист. Выполнил ли Ван Мин наказ Димитрова? Скорее всего, да. А как эту «выволочку» воспринял Мао Цзэдун?
Как утверждает индийский исследователь Г. П. Дешпанди, «Мао Цзэдун и китайское руководство в целом никогда не были «интернационалистами» в том смысле, который вкладывают в это понятие коммунисты.
При определении внешней политики Китая более существенную роль играли расчеты, связанные с могуществом и безопасностью страны. В этом отношении мировоззрение китайцев является крайне националистическим. Можно даже сказать, что оно не столько националистическое, сколько цивилизаторское».
В Коминтерне же явно игнорировали все то, о чем говорит индийский исследователь. Там исповедывали свою собственную истину: «В силу сложившихся обстоятельств Мао Цзэдун стал фактически единоличным лидером КПК, руководителем, сосредоточившим в своих руках всю полноту власти. Это ставит его в положение, обязывающее в теоретической и практической деятельности последовательно воплощать те требования, которые являются обязательными для руководителя марксистско-ленинского типа». Иными словами, Мао Цзэдуну как единоличному руководителю КПК предписывалось скрупулезно следовать марксистско-ленинской политической линии, не отклоняясь ни на йоту. И точка!
Более того, в Коминтерне рассчитывали на то, что Мао Цзэдун перевоспитается, стряхнет с себя наслоения мелкобуржуазных, анархистских, троцкистских и прочих заблуждений и станет правоверным марксистом-ленинцем. Именно поэтому еще в марте 1933 года ИККИ ориентировал своих представителей в Шанхае на то, чтобы вести с Мао Цзэдуном терпеливую разъяснительную работу и постараться переубедить его во взглядах на деятельность Коминтерна, памятуя при этом, что он — личность авторитетная и популярная, что у него целая армия сторонников. «Все мы, — констатирует О. Браун, — уважали Мао как популярного революционного вождя и честно пытались найти с ним общий язык, тогда как он, будучи весьма искушенным в политических интригах, тайно строил козни, чтобы… захватить руководство всей партией».
