Решение генерала Кирпоноса перенести командный пункт из Прилук в Киев, безусловно, улучшило бы управление войсками Центральной группировки фронта (37-й и 26-й армий). Фланговые армии ЮЗФ (21, 5, 38) благодаря этому маневру тоже улучшили бы свое положение, так как получали возможность, опираясь на Киевскую группировку, отходить не на восток, а на запад и юго-запад для ведения борьбы в условиях окружения.
В Киеве и прилегающем к нему районе находились огромные запасы боеприпасов, ГСМ, продфуража, и, следовательно, войска, отошедшие к Киеву, получали возможность, базируясь на эти запасы, оказать значительное сопротивление противнику.
Маршал Тимошенко переноса КП не разрешил. С 14.09 проводная связь ЮЗФ — ЮЗН была нарушена. Штаб ЮЗФ в ночь на 15.09 из Прилук переместился в район Пирятина (Верхояровка), послав в 4 часа 15.09 по радио следующую телеграмму:
«Москва, товарищу СТАЛИНУ
Обстановка требует немедленного вывода войск из КиУРа со стороны Козелец, противник стремится отрезать Киев с востока. Резерва для парирования этого удара нет. Противник к исходу 14.09 находился в 40 км от Киева.
Кирпонос, Бурмистенко, Рыков»
[69].
15 сентября в 17 часов 40 минут начались очередные переговоры начальника Генштаба маршала Шапошникова с маршалом Тимошенко, продолжавшиеся до 19 часов. Их содержание в значительной степени определило характер действий войск Юго-Западного фронта на ближайшие дни.
Маршал С. К. Тимошенко сказал, что «новое в обстановке — активность кременчугской группировки противника, которая развивает свои действия в северном и северо-восточных направлениях, отбрасывая ослабленные части 38-й армии». Далее он охарактеризовал последнее распоряжение командующего Юго-Западным фронтом о выдвижении двух дивизий в район Прилуки — Пирятин для занятия обороны как «недостаточно решительные и пассивные намерения». И добавил: «Из сообщения Кирпоноса не видно решительных мероприятий, выраженных в перегруппировке с задачей удара хотя бы в направлении Ромны, где противник в сравнении с южной группировкой является на сегодняшний день слабее… Кирпонос не совсем ясно представляет себе задачу уже потому, что он просится со своим командным пунктом в Киев…»
Начальник ГШ Б. М. Шапошников согласился с оценкой мероприятий Кирпоноса, данной маршалом Тимошенко. Указанное выдвижение двух дивизий, по его мнению, означало «занятие позиции пассивного сопротивления… вместо того, чтобы наносить удары ромненской или хоролской группе противника». В свою очередь он поставил под сомнение тревожную телеграмму Кирпоноса. «Считаю, — сказал начальник Генштаба, — что мираж окружения охватывает прежде всего Военный совет Юго-Западного фронта, а затем командующего 37-й армии».
На вопрос Шапошникова о том, каковы последние указания, данные Кирпоносу, маршал Тимошенко ответил: «Удержание обороны с отходом за реку Днепр в случае такой надобности; в освобождении части сил для парирования удара… Организовать оборону непосредственно на подступах к Киеву, основные силы имея на восточном берегу». Начальник Генерального штаба далее просил главкома Юго-Западного направления еще раз подтвердить данные указания Кирпоносу. Маршал Тимошенко обещал сделать это через начальника оперативного отдела штаба фронта генерал-майора И. Х. Баграмяна, находившегося в момент переговоров в штабе Тимошенко в Ахтырке.
На этом разговор закончился. Но дальше все пошло совсем не так, как договорились Шапошников и Тимошенко. 17 сентября генерал Баграмян вылетел на боевом бомбардировщике 230-го скоростного бомбардировочного полка в Прилуки к Кирпоносу, но поручение, которое он получил, состояло в том, чтобы передать командующему фронтом следующее решение маршала Тимошенко: «Главными силами фронта незамедлительно начать отход на тыловой оборонительный рубеж по реке Псел»
[70].
Что же произошло в часы между переговорами Тимошенко с Шапошниковым и вылетом Баграмяна из Ахтырки? Что же привело командующего Юго-Западным направлением к такому решению? И имел ли он на то указания Ставки?
Ответ на эти вопросы дает дальнейший ход событий. Их стремительное развитие сделало 16 сентября явным и несомненным то, что еще накануне представлялось спорным или даже невероятным: противник был уже близок к завершению окружения основных сил Юго-Западного фронта. Видимо, об этом стало известно маршалу Тимошенко. Как он рассказывал впоследствии, именно в этот момент обстановка представилась ему в ее истинном свете. И он решился, не теряя времени на согласование со Ставкой, сделать единственно возможный шаг — отвести войска. Для этого главнокомандующий немедленно отправил генерал-майора Баграмяна в штаб Юго-Западного фронта, но уже с приказом об отводе войск на новый рубеж. Приказ маршал Тимошенко изложил устно, так как, видимо, боялся ответственности за свое решение. О том, как это происходило, вспоминал в своих мемуарах сам И. Х. Баграмян: «Утром 16 сентября меня вызвали к главкому направления. В кабинете находились С. К. Тимошенко и Н. С Хрущев (ЧВС ЮЗН. — Примеч. авт.).
— Ну что, по-прежнему рвешься к своим? — спросил маршал.
— Так точно. В такое тяжелое время я обязан быть в штабе фронта. Поскольку все пути перерезаны, прошу разрешить вылететь самолетом.
Глядя на меня с явным одобрением, главком заговорил об обстановке на киевском направлении. Оперативное положение войск фронта с каждым часом ухудшается. Противник вчера находился в двух-трех десятках километров от штаба фронта. Вот-вот может полностью нарушиться управление войсками.
Медленно потирая пальцами виски, словно утихомиривая боль, маршал сказал:
— Сейчас мы делаем все, чтобы помочь фронту: стягиваем на Ромны и Лубны все силы, которые смогли собрать, в том числе усиленный танками кавкорпус Белова и три отдельные танковые бригады. Через несколько дней к нам подойдут дивизии Руссиянова и Лизюкова (1-я гвардейская стрелковая и 1-я гвардейская мотострелковая дивизии.) Этими силами мы попытаемся пробиться навстречу окруженным войскам фронта. Мы отдаем себе отчет, что разгромить две прорвавшиеся фашистские танковые армии мы не сможем, но создадим бреши, через которые смогут выйти окруженные войска. Вот цель наших ударов. Мы уверены, что в создавшейся обстановке Верховный Главнокомандующий разрешит Юго-Западному фронту отойти к реке Псел, поэтому и решили отдать сейчас приказ на организацию выхода из окружения.
С минуту главком молча ходил по комнате.
— Сегодня же мы снова попытаемся переговорить с Москвой. Я надеюсь, что нам удастся убедить Ставку. А пока мы будем вести переговоры, Кирпонос и его штаб должны воспользоваться тем, что у противника еще нет сплошного фронта окружения.
Мне показалось, что после этих слов маршал словно сбросил с себя груз последних сомнений. Его выразительное лицо смягчилось, глубокие морщины на лбу разгладились. Чеканя слова, он продолжал:
