Значительные надежды возлагались на стойкость японских сухопутных войск в обороне, на массовое применение смертников камикадзе, которые должны были заставить противника пойти на компромисс перед угрозой больших потерь в живой силе. Именно об этом свидетельствовал опыт вооруженной борьбы с американцами в боях за остров Окинава. 77-тысячный изолированный японский гарнизон, который в условиях абсолютного превосходства противника в воздухе и на море, при непрерывных бомбардировках и обстрелах корабельной артиллерии, почти три месяца противостоял более чем полумиллионной группировке противника, потерявшей в конечном счете около 50 тысяч человек убитыми и ранеными.
Военное командование Японии считало, что такой же упорной, длительной и кровопролитной будет вооруженная борьба и на маньчжурском направлении. Поэтому на требование Потсдамской декларации о капитуляции японское военно-политическое руководство ответило пропагандистскими мероприятиями среди войск и населения страны, направленными на разжигание фанатизма, готовности к жесточайшей схватке до последнего солдата. Так, командование обратилось к личному составу Квантунской группировки войск с призывом: «Пусть нам придется есть траву и грызть землю, но мы должны жестоко и решительно сразиться с врагом».
Большая часть офицеров японской ставки выступала за продолжение войны, считая, что «основная масса сухопутных войск еще сохранена. Она (японская армия) вполне способна нанести мощный удар по противнику в случае его высадки на японскую территорию. Японские войска еще не участвовали в решительных сражениях». «Как же можно выбрасывать белый флаг, даже не начав сражаться?» — заявляли они.
Аналогичного мнения придерживался и главнокомандующий японскими экспедиционными силами в Китае генерал Я. Окамура. «Капитулировать, не вводя в бой армию, численность которой составляет несколько миллионов человек, — подчеркивал он, — позор, которому нет равного во всей военной истории».
Таким образом, было трудно поверить в то, что 9 августа 1945 года около часа ночи дежурному офицеру в Чанчуне позвонили из штаба войск 1-го фронта в Муданьцзяне с докладом о нападении противника на районы Дуннина и Санчагоу. По городу Муданьцзян же были нанесены бомбовые удары. В 1.30 ночи несколько самолетов атаковали Чанчунь. Перед некоторыми офицерами штаба встал вопрос относительно того, принадлежали ли самолеты-бомбардировщики, участвовавшие в налете, американским ВВС, и откуда наносились удары авиации, с авианосцев или с баз в Китае. Хотя информация о начале войны с Советским Союзом еще не поступила, в 2.00 ночи штаб Квантунской армии известил все подчиненные части и подразделения о том, что противник ведет наступление на восточно-маньчжурском направлении, и отдал распоряжение всем войскам остановить продвижение противника в приграничной зоне, а на всех остальных участках приготовиться к ведению боевых действий. По последующим докладам выяснилось, что Красная армия на всех фронтах приступила к полномасштабному наступлению. Позже уже не было никаких сомнений: служба радиоконтроля Квантунской армии перехватила из Москвы радиопередачу информационного агентства ТАСС, заявившего об объявлении в полночь 8 августа 1945 года Советским Союзом войны Японии.
Хотя штаб Квантунской армии еще не получил официального уведомления о начале войны, он в срочном порядке снял ограничения на ведение боевых действий в приграничных районах и отдал распоряжения всем командирам частей и подразделений на оказание сопротивления. В 6.00 ночи была отменена существующая пограничная директива, и был немедленно приведен в действие «план на случай непредвиденных дополнительных обстоятельств». Авиация Квантунской армии получила приказ провести разведку на западных и восточных участках границы и атаковать механизированные части противника, в первую очередь — наступавшие в западном направлении к Таньюаню и Ляояну подразделения советских войск.
Советское руководство сначала особенно не афишировало решение об объявлении войны Японии. 8 августа 1945 года в Москве нарком иностранных дел СССР Молотов заранее предупредил посла Японии в СССР Наотаке Сато (Sato Naotake). Однако кодированная телеграмма с докладом японского посла так и не дошла до Токио.
9 августа 1945 года представитель СССР в Японии Яков Малик попросил о встрече с министром иностранных дел Шигенори Того (Togo Shigenori). Получив информацию о том, что если дело не срочное, то 9 августа встреча с министром невозможна, Малик попросил перенести встречу на следующий день. Через неофициальный источник, а именно через японское информационное агентство, которое перехватило сообщение ТАСС, министр иностранных дел Японии и командование Генерального штаба Императорской армии узнали о нападении Советского Союза. Получив первоначальный доклад Квантунской армии, командование японского Генштаба составило приказ на случай чрезвычайных обстоятельств, одобренный императором во второй половине дня 9 августа 1945 года, и в срочном порядке отправило его командирам армий в Маньчжурии, Корее, Китае и Японии. Утром 10 августа 1945 года армия 17-го фронта в Корее и ее 7 дивизий вошли в состав Квантунской армии. Экспедиционная армия в Китае получила приказ защищать Северный Китай от наступающих советских войск и оказывать поддержку Квантунской армии.
Когда военный министр Японии Коречика Анами (Anami) услышал о наступлении советских войск, он отметил, что «неизбежное в конце концов случилось». Начальник оперативного отдела Генерального штаба армии генерал-майор Масаказу Амано (Amano) понял, что уже ничего нельзя сделать, кроме как надеяться, что Квантунская армия сможет продержаться как можно дольше. Адмирал Кантаро Сузуки (Suzuki), с апреля 1945 года находившийся на должности премьер-министра, спросил у начальника бюро планирования кабинета министров Сумихисы Икеды (Sumihisa Ikeda), сможет ли Квантунская армия отразить нападение советских войск. Икеда ответил, что полевая армия «безнадежна» и что Чанчунь падет через две недели. Сузуки вздохнул и сказал: «Если же Квантунская армия так слаба, то тогда всему конец».
Когда вечером 9 августа 1945 года генерал Ямада вернулся в Чанчунь, командование его штаба подвело итог сложившейся обстановке на всех фронтах. На восточном направлении Красная армия ввела в бой 3 пехотные дивизии и 2 или 3 танковые бригады, в основном наносящие свои удары по району Дуннина. На амурском направлении вели боевые действия 3 пехотные дивизии и 2 танковые бригады. Некоторые части и подразделения советских войск уже форсировали реку, но основные бои шли в районах Хэйхэ и Суньу. На западном направлении 2 дивизии и танковая бригада Красной армии стремительным темпом продвигались к Хайлару, по которому утром 9 августа 1945 года были нанесены бомбовые удары. Очевидно, населенный пункт Манчжоули уже был осажден. Поступали доклады о том, что 2 пехотные дивизии и танковая бригада Красной армии с направления Халхин-Гол штурмовали район Вучакоу. В Северо-Западной Маньчжурии боевые действия все еще не начались.
На начальной стадии боевых действий среди высшего командования Квантунской армии появились серьезные разногласия в отношении стратегической обороны Западной Маньчжурии. Командующему 3-м фронтом полному генералу Жун Ушироку (Ushikoru), который никогда не принимал оборонительной стратегии, запретили использовать слабо укомплектованную 44-ю армию для проведения атак, связанных с возможной большой потерей личного состава. Он принял решение оборонять железнодорожную магистраль КВЖД, развернув основную часть 44-й армии в районе Мукдена, а оставшиеся подразделения — в Чанчуне, и проводить контратаки на отдельные подразделения советских войск. Утром 10 августа 1945 года по его собственной инициативе он приказал 44-й армии вывести свои части и подразделения в район Чанчунь — Дайрен. Также он изменил задачу 13-й армии и перевел её из редута Тунхуа в северном направлении в сторону Чанчуня. Командование Квантунской армии неохотно согласилось с решительными действиями генерала Юшироку.
