— Что же у вас есть?! — возмутилась Вера, когда и в масле ей тоже отказали.
— Да все, что угодно. От гвоздей до свадебных уборов, — гордо обвела взглядом продавщица захламленное помещение.
Вера чуть не плакала, когда покидала универсам с двумя банками тушенки. Эдак она тут ноги протянет и до отъезда не доживет.
Поравнявшись с домом бабы Маши, она решила заглянуть в гости. Так захотелось простого человеческого тепла, чуточку сочувствия и доброго слова. Макс — чертов дурак. Когда ей так нужна его поддержка, он мелет всякую чушь под видом беспокойства. На самом деле ему плевать, где она и что с ней. А к кому ей еще обращаться? Не отцу же задавать такие вопросы. Вот уж кто точно не поймет или, чего доброго, решит, что у дочери с головой не все в порядке.
— А батюшки! Ты чего какая кислая? И губенки вон дрожат…
От сочувственного тона бабы Маши Вера горько расплакалась, сама от себя не ожидая. Вдруг почувствовала себя такой несчастной, да к тому же замерзла ужасно.
— А ну-ка, прекращай слезы лить! Раздевайся-ка, проходи… Рассказывай, чаво стряслось?
Баба Маша усадила ее за стол, взяла Верины руки в свои и заглянула в лицо. То ли искренняя доброта в усталых глазах женщины так подействовала, то ли истосковалась она по участию, только Вера, как на духу, выложила ей все. И про неудачи с издательствами рассказала, как ломится в наглухо закрытые двери почитай уже два года. Как из-за этого с личной жизнью полный бардак, а годы-то идут… Как единственный друг и соратник перестал ее понимать. Умолчала только о цели своего визита в деревню. Про такое сумасбродство стало просто стыдно рассказывать.
— А тут еще мужик припер с утра пораньше. Лечи меня, говорит, как бабка твоя всех лечила, — всхлипнула Вера, растирая слезы по лицу. — А какая я целительница?! Так, неудачница по жизни.
— А ну-ка, брось! Негоже наговаривать на себя! Боженька, он ведь, все слышит. — Баба Маша показала пальцем вверх, чем напомнила Антонину из сна. У Веры даже холодок пробежал по спине. — А услышит он и сделает по-твоему, что тогда говорить будешь? Не греши, девка! Не считаешь ты себя такой и слезы льешь тут напрасно.
Пристыдила, так пристыдила. Плакать сразу расхотелось. И чего это она нюни-то распустила? Совсем нервы расшатались. Сидит перед посторонним человеком и загружает своими проблемами. Да и не проблемы это для бабы Маши. Она, поди, и половины не поняла, из того, что Вера ей рассказала.
— Что за мужик-то приходил? Звать как?
— Да, откуда я знаю! Не представился он. Огромный такой, как медведь. Глаза еще такие светлые и кроткие, а ручищи, как кувалды.
— Кроткие говоришь? Уж не Михаил ли Сотников, муж Стешки? А чаво ему надобно-то? От какой напасти лечить требовал?
Вера почувствовала, как краснеет. Неловко стало обсуждать чужие интимные проблемы с посторонним человеком. Что если баба Маша окажется сплетницей и разнесет по селу пикантную новость, что Михаил Сотников импотент? Вера же себе потом не простит этого.
— Да, на спину жалуется. Думаю, радикулит его замучил? — соврала она.
— На спину? — баба Маша подозрительно прищурилась. — А жинка его бабам рассказывает, что в постели он бесполезный, как пустой боб. А тут еще спина… Вот же ж бедолага.
Ну и трепло же, баба его! Вера разозлилась. Мужик-то хороший, сразу видно. А жена его перед всем селом позорит. Да поди и дома запилила в хлам. Ничего удивительного, что он супружеский долг исполнять не может.
— Ну а ты ему что?
Перед Верой уже дымился чай, и обоняние будоражил запах разогретых пирожков.
— Выпроводила до вечера. Сказала, что мне нужно подумать.
— А вечером что делать станешь?
— Не знаю, — Вера снова приуныла.
— А не чувствуешь ты в себе того… силы какой, которой раньше не было?
— Баб Маш! Ну какая сила?!
Вера опять чуть не расплакалась. И она туда же! С ума они тут что ли все посходили?
— Ладно, ладно… не голоси, — замахала руками старушка. — Нет силы и ладно. Я просто подумала грешным делом, не перепало ли тебе что от родственницы.
Она категорически отказывалась даже говорить на эту тему с кем бы то ни было. Не то что пробовать себя на практике. От Михаила как-нибудь отвяжется. А там, три дня потерпеть и все закончится. Только вот что делать с договором с издательством? Стыд такой! Где только была ее голова, когда писала им письмо? Вера представила выражение лица Макса, когда он узнает, во что она умудрилась вляпаться. Уж точно не похвалит. Ладно если идиоткой после этого считать не станет. Но общаться с ней и дальше вряд ли захочет. Да и надо подумать, как изменить свою жизнь. Зациклилась она в последние годы — ходит по кругу и не может из колеи выскочить.
— Баб Маш, вы мне не дадите немного молока?
Вера рассказала старушке про неожиданного питомца. Пожаловалась, что в магазине ей ничего не продали. Баба Маша долго смеялась, до слез.
— Ох уж эти мне городские барышни. Совсем не знаете вы жизни в глубинке. Ну кто ж сюда молока-то повезет? Когда своего навалом.
Домой Вера уходила нагруженная под завязку. Баба Маша снабдила ее и молоком, и сахаром, и картошки наложила небольшую торбу. Половину свежего каравая отрезала, от запаха которого сразу потекли слюнки. От соленых огурцов и квашеной капусты Вера хотела бы, не смогла отказаться, уж больно она их любила. Даже баночку маринованных грибов старушка умудрилась ей всучить со словами: «Попробуешь, оторваться не сможешь». В общем, еле до дома доплелась. Переступив порог, сползла по стеночке и какое-то время сидела на полу, чувствуя, как дрожат руки.
Огонь в печи только догорел. В доме было даже чересчур тепло. Лапуля выбежал ее встречать, как будто всегда тут и был. Принялся тереться об ноги и громко мурлыкать. Первым делом Вера налила ему молока, а потом решила попробовать приготовить в печи похлебку. Даже появился азарт, а сможет ли она приспособиться к деревенской жизни, пусть и всего на три дня. В многофункциональных сундуках бабки Антонины она нашла сушеные укроп и петрушку. Щедро добавила их в похлебку. Чувствовала себя героиней, когда из печи по комнате начал разноситься аппетитный запах готовящейся еды. И тушенка пришлась как нельзя кстати. Чугунок для верности продержала в печи на час дольше, из-за чего похлебка загустела и больше напоминала настоящее деревенское жаркое — с золотистым, запеченным до корочки, картофелем.
К тому моменту, как Вера сервировала стол и первым накормила приблудного Лапулю, сама она нанюхалась и проголодалась до такой степени, что набросилась на еду, плюя на элементарные правила приличия, таская вкуснющие маринованные грибы бабы Маши прямо пальцами из банки. Когда умяла внушительную порцию жаркого, поняла, что переборщила — дышать было нечем и в сон клонило со страшной силой. Только спать на закате не дело, а вот размяться не мешало бы.
Вера накинула пуховик и вышла на крыльцо — вдохнуть морозного воздуха и освежить голову. И надо же было именно в этот момент выйти из бани соседу. Обнаженный, в клубах пара, он показался ей Адонисом. А когда он поднял жбан с водой и окатил себя ею с головой, Вера почувствовала, как у нее подкашиваются ноги и пылает лицо. Она забежала в дом, безуспешно пытаясь унять пустившееся вскачь сердце. Никогда еще прежде она не встречала таких красивых мужчин. Словно высечен из мрамора. Плечи широченные, таз узкий, каждая мышца на своем месте и отчетливо просматривается. Точно Адонис. Жаль только она не Афродита.
