— В смысле?
Вера ничего не понимала. Вот уж кого не ожидала увидеть у себя, так это его. А он мало того, что пришел сам, так еще и нападает.
— Дрова в куче, чтобы быстрее сгнили? Или ты любишь, когда в доме воняет, или хочешь пожар устроить?
Вера выглянула во двор. Возле дома аккуратной кучей лежали дрова, что наколол с утра Михаил. Ну лежат и лежат себе в сторонке, никому не мешают.
— А что не так-то? — рискнула спросить, уверенная, что хуже не станет.
— Да разве ж так дрова хранят?! Их же тут на месяц хватит. Хотя, откуда тебе знать — городской шарлатанке.
А вот это уже оскорбление.
— Сам-то давно из города приехал? Одеревенился, значит? И вообще, чего ты все время цепляешься, словно я тебе с полтинника сто рублей не сдала?
— Да с такими, как ты!.. — Никита даже подался вперед всем корпусом, словно хотел ударить. Вера внутренне сжалась, готовая ко всему. — Да что с тобой говорить, — махнул он рукой. — У таких, как ты, мозгов с куриное яйцо.
— А не пойти-ка тебе!..
Договаривать Вера не стала. Побоялась перейти на нецензурщину. А тогда драки точно не избежать. Да и какая там драка! Он же ее, как букашку раздавит одним пальцем. Воображение сразу нарисовало красочную картинку. Хоть основное место в ней и отводилось крови, еще больше было смешно. Вера не удержалась и прыснула.
— Говорю же, недалекая, — пробормотал Никита и принялся собирать дрова. — Помогай, чего стоишь?
Оказывается, возле дома имелась и дровница. А Вера все думала, что это за строение, немного похожее на курятник с каменным полом, укрытым брезентом. Туда они и складывали дрова ровными рядками. Почему-то в голове крутились слова «тычок, ложок», но кажется это относилось к кирпичной кладке. А как назывались короткая и длинная сторона поленьев, она не знала.
Когда они перетаскали последние обрубки, Никита укрыл дрова темным полиэтиленом.
— Это от снега, — решил пояснить он. — Не забывай укрывать, как будешь доставать.
— Да поняла, уж.
На душе у Веры было паршиво. Не понимала она причины такой явной антипатии соседа. И хуже становилось от того, что ей-то он жутко нравился. Можно даже сказать, что его мужская привлекательность манила ее. Вот и сейчас хотелось броситься ему на шею и расцеловать. Про то, что могло бы случиться после, Вера предпочла не думать.
Обуздав свою фантазию и затолкав гордость подальше, она ограничилась коротким «Спасибо!»
— Спасибо скажи Михаилу. Вот уж тоже…
Он не договорил — развернулся и ушел. Вера какое-то время смотрела ему вслед и размышляла, какова могла быть вторая часть фразы. Нашел для кого горбатиться? Делать ему нечего?.. Да и какая разница. Хрен редьки не слаще.
Угрюмая она поплелась домой. Творческое настроение улетучилось безвозвратно. Вера поглядывала на бутылку с клюквенной настойкой. Не хряпнуть ли ей и сегодня? Для поднятия боевого духа. Но вспомнив, какая головная боль ее мучила вчера, передумала. Да и не решит это всех ее проблем, а вот спиться таким образом можно запросто.
Лапуля, чувствуя настроение хозяйки, не отходил от нее, вился вокруг ног, оплетая их своим шелковистым длинным тельцем.
— Ты мой хороший! — Вера взяла его на руки и уткнулась носом в душистую шерстку. — Только ты меня и любишь.
Глаза защипало от слез. До боли захотелось вернуть то, что было раньше. Пусть события последних дней сотрутся из памяти, из жизни. Она хочет, чтобы все было как прежде. Ее бездарные попытки написать гениальный роман. Потуги Макса, как ее литературного агента. А главное его вера в нее. Как же ей сейчас ее не хватало, веры этой. Ведь по сути только она поддерживала в ней желание писать. Он так хотел, чтобы ее книги появились на прилавках магазинов. Он бы и дальше продолжал делать все для этого — оббивать пороги издательств, общаться на различных форумах, пиарить ее в интернете… А она все испортила. Поддалась истерике и прогнала его. Ох, Макс, Макс… Как же его Вере не хватает!
Грустные мысли прервал стук в дверь. Когда Вера открыла и увидела дородную женщину, согнутую в три погибели и держащуюся за спину, с ней случилась истерика.
Глава 9
Глядя на хохочущую Веру, женщина даже про спину забыла. Она застыла на пороге и хлопала глазами. Временами пыталась заговорить, но это рождало новые приступы гомерического хохота.
Вера разве что не каталась по полу. Вовремя догадалась присесть на стул. Она поглядывала на гостью и смеялась, смеялась… пока из глаз не полились слезы. Ее всю трясло, как в лихорадке. Голова громко стукалась о стол, когда она ее резко роняла. Какая-то часть сознания продолжала мыслить трезво, и Вера понимала, что у нее самая настоящая истерика, каких сроду с ней не случалось.
Первой пришла в себя гостья.
— Боженьки ж ты мои! — пролепетала она. — Что же с тобой случилось?
Она налила стакан воды и поставила перед Верой. Отодвинула его в сторонку, чтоб не расплескался. Видя, что реакции не последовало, потрясла Веру за плечо.
— Эй… дочка. Э-эй… — потрясла она сильнее. — А ну-ка! — Она взяла ее за плечи и тряхонула что есть силы.
Эффекта ноль. Стоило отпустить, как Вера вновь повалилась на стол. Тогда женщина набрала в рот воды и окатила ее. Ледяной душ подействовал, как удар по голове. Вера обмякла и если бы не частая икота, можно было бы подумать, что она потеряла сознание.
— Очухалась? — проворчала женщина.
Она вспомнила про спину, вновь согнулась и с кряхтением опустилась на соседний стул.
— Бьется тут в конвульсиях, вместо того, чтоб делом заняться.
К Вере постепенно возвращалась способность соображать. Вместе с ней появилась злость. Вот сидит тут корова жирная и диктует, что ей следует делать, а что нет. И ведь не жалость ею движет, а чистой воды эгоизм. Лечи меня и все тут. А о ней кто-нибудь подумал? Хоть кто-то спросил, нравится ей это или нет. Хоть бы у кого-то мелькнула мысль, что возможно она не такая, какой им всем кажется.
— Вы кто? И что вам от меня нужно? Что вообще вам всем нужно?! Чего вы ходите ко мне?!
— А ты, деточка, не кипятись. Обороты-то сбавь. — Женщина подбоченилась, вновь забыв про больную спину, и грозно посмотрела на Веру.
С такими иметь дело опасно, подсказала интуиция. Она похожа на борца сумо в юбке. Стукнет кулаком по макушке и поминай как звали.
Вера попыталась взять себя в руки, но злость никуда не делась, лишь спряталась за хитрость.
— Спина-то прошла? — с ехидцей спросила она.
— Ох нет, что ты! Совсем извела эта боль, окаянная?
Женщина вновь вспомнила про спину, и на лице ее нарисовалось страдальческое выражение. Ну прям святая мученица, ни дать, ни взять.
