— Видишь гроб? Бабка в нем твоя. Померла третьего дня. Хоть в последний путь проводишь грешную. Слезай. А мне дальше ехать нужно.
То ли приказной тон подействовал, то ли опешила она до такой степени, только Вера моментально высвободилась из одеяла и спрыгнула с саней. Вслед полетела ее сумка. Хорошо хоть ноутбук она держала в руках, а иначе и его бы скинул. Дикарь! Вера смотрела на удаляющиеся сани и мощную спину незнакомца. Одна мысль билась в мозгу, что теперь точно все кончено.
Глава 4
От нереальности происходящего она даже не мерзла. Стояла на обочине и во все глаза смотрела на похоронную процессию. Словно кто гипнотизировал ее, монотонно раскачивая маятник. Люди брели медленно, увязая в снегу. Мужики выглядели излишне суровыми, а женщины прижимали платочки к глазам и хлюпали носами.
Не может быть, чтобы бабка Антонина умерла, — крутилась в голове мысль. Это шутка, розыгрыш, в гробу не она, а кто-то другой. В какой-то момент Вере даже показалось, что она участвует в плохо поставленном представлении, играет эпизодическую роль зрителя. Сейчас опустится занавес, и раздадутся вялые аплодисменты. Конечно, какие могут быть овации при столь бездарном исполнении?
Но колонна ползла дальше. Уже хвост ее поравнялся с Верой. От процессии отделилась женщина и направилась в ее сторону. Все это Вера зафиксировала машинально, все еще находясь в состоянии прострации.
— Деточка, ты чего тут?.. — обратилась к ней женщина, глядя добрыми и подслеповатыми глазами.
— Что?
Вера никак не могла вникнуть в смысл слов. Женщина ей что-то сказала. Нет, она у нее спросила что-то. Только вот что? — Я говорю, чего застыла, как соляной столб? Околеешь же на таком морозе. Оцепенение спало, наконец-то. Мозг опалило сознание, что все происходит на самом деле.
— Скажите, а правда, что это Антонину хоронят? — кивнула Вера на гроб.
— А то ж, — всхлипнула женщина. — Ее, родимую… — слеза покатилась из глаза, и она стерла ее платком. — А ты кто будешь?
— Я?.. Да вроде как внучка ее… троюродная.
— А батюшки! — всплеснула женщина руками. — Горе-то какое! Не застала ее живой. А мы-то думали, одна она на этом свете, как перст…
Вера и сама готова была разрыдаться. И больше от стыда, нежели от горя. Стоит тут и жалеет о крахе надежд, тогда как умер человек, который приходился ей родственником. И если бы она не приехала сюда, то вряд ли бы родня Антонины узнала когда-нибудь о ее кончине. Предполагали бы, конечно, но, скорее всего, даже не вспомнили бы о ней.
— Чего же мы стоим? А ну, пойдем! — женщина схватила ее за руку и потянула за собой. — Хоть в последний путь проводишь грешную душу, — сказала она, прям как незнакомец несколько минут назад.
Вера дала себя увести, чувствуя, как ноги не слушаются, и тело одеревенело от стужи. Хорошо хоть голова прояснилась, и она могла думать. А мысли ее были ох какие безрадостные. И на первом месте стоял вопрос — что делать дальше? Обратный билет она купила на пятницу. И поменять вряд ли получится. В любом случае, рисковать не стоит. Кроме того, предстоит решить проблему, как выбираться из этой глухомани. Но об этом она подумает потом, раз уж вынуждена зависнуть здесь на пять дней. Можно постараться провести это время с пользой для дела — повыспрашивать у местных жителей про бабку Антонину. Запишет воспоминания, кого, от чего и как та лечила.
Только тут Вера обратила внимания на окрестности и поняла, что действительность разительно отличается от романтической картинки сказочной деревеньки, что рисовало ее воображение. Дома вдоль дороги тянулись старые престарые, по большей части деревянные, покосившиеся. Кругом царила заброшенность и режущая глаза беднота. Правильно она обозвала деревню глухоманью. Ни разу в жизни Вера еще не была в таком богом забытом месте.
На душе заскребли кошки, и на глаза снова навернулись слезы, на этот раз жалости к себе несчастной. — Не плачь, деточка, — неверно истолковала ее слезы добрая женщина. — Матушка Антонина прожила долгую жизнь, хоть и нелегкую, — горестно вздохнула она, утирая глаза. — Огромный крест несла она на своих плечах — наш общий.
Вера не стала уточнять, что та имеет в виду. Отчего-то стало страшно от ее слов. Да и они уже свернули на кладбище. Причитания стали громче, некоторые женщины принялись подвывать. Вере вновь почудилось, что принимает участие в трагикомедии, поставленной бесталанным режиссером.
Церемония прощания прошла быстро. Гроб уже был заколочен, яма подготовлена. Как в тумане Вера слышала глухой звук, когда гроб опустили в могилу. На автопилоте отковыряла горсть мерзлой земли, когда подошла ее очередь, и бросила в яму. Мужики быстро закидали могилу, сформировав небольшой холмик и воткнув в него крест.
— Пошли, деточка. Совсем замерзла, поди. Еще разболеешься, — дотронулась до ее руки все та же добрая женщина, когда народ потянулся с кладбища. — Потерпи чуть-чуть. Сейчас придем, чаем тебя отпою. Согреешься. К тому моменту, когда подходили к дому бабы Маши — новой знакомой, Вера уже не чувствовала не то что рук, ног, — тела от холода. Ей даже казалось, что мороз проник внутрь и сковывает в данный момент ее душу.
В доме было натоплено и пахло пирогами. Как у бабушки, мелькнула мысль. Тепло быстро разлилось по телу. Если бы не кололо конечности, Вера бы чувствовала себя отлично, сидя на стареньком диване и укрытая толстым пледом ручной работы.
— Решили не поминать матушку всем селом. Каждый у себя дома поднимет по стопочке за упокой ее души. Великая была женщина, уважали ее у нас, любили, чего уж там, — снова всхлипнула она, накрывая на стол, — хоть и болела она последние два года, почти не принимала. А полгода так вообще плохая была, все чаще бредила. Мы у нее даже дежурство установили. Правда, боялись многие…
— А чего боялись-то? — не удержалась Вера от любопытства. Хотелось прямо сейчас узнать как можно больше о своей дальней родственнице.
— Да, как тебе сказать?.. — баба Маша призадумалась. — Вроде и нечего бояться… Да суеверные же все. Бабка твоя, упокой господь ее душу, — перекрестилась она, глядя на икону, — странная была. В здравом-то уме опасалась предсказывать людям беды, хоть и чуяла их, как уж я потом смекнула. А как впала в беспамятство, началось… Откроет бывало глаза, посмотрит на тебя ничего не видящим взглядом и проговорит страшно так: «Корова у тебя, Федор, сдохнет этой ночью!» Хоть стой, хоть падай, — она снова перекрестилась. — А люди, что? Понимают, что не может быть в жизни все ладно, но и знать заранее о своих бедах не охочи. Вот и боялись… Да и дом у нее странный — такой же, как она сама.
Вера уже окончательно согрелась, и баба Маша усадила ее за стол. Налила огромную чашку чая, придвинула пироги и велела есть и пить досыта, поминая родственницу добрым словом. В какие добрые слова она могла подобрать? Разве что придумать — не знала ведь совершенно свою бабку, даже по рассказам. Могла слепить образ только из тех нескольких слов, что услышала от новой знакомой. Только образ получался какой-то не добрый.
