– Харр-га!
Онемевшему Ведиге помстилось – из-под вздыбленных колтунов полыхнуло жарое пламя.
– Мартхе где? Сказывай! Живым отпущу!
В подтверждение словам у щеки пропел нож. Сдуру кем-то вынутый и тотчас улетевший из неразумной руки.
– Сказывай, камбала косая, пока михиришкой не подавился!
Скромный мезонька, вечно семенивший за своим райцей, матерно рычал сквозь звериный визг очередного нападчика. Душа-красавица постаивала в дверях, лениво опершись на косяк. Наблюдала за действиями дружка. Одобрительно усмехалась.
Дерущиеся своротили стол. Полетела еда, брякнул об пол кувшинчик.
Сразу трое ближников, пригибаясь, кинулись вон. Девка неохотно толкнулась от косяка, широкий плащ стремительно взвился… Ведиге под ноги вкатился кричащий ком, трудно разделимый на тела, руки, лица с опрокинутыми подковами ртов. Тревога распространилась. Мимо белянушки сунулись было извне.
– Харр-га!..
Тут уж опытный Ведига понял: надо спасаться. Сила была не на его стороне. Из закута на свободу вели два лазка́-шкуродёра. Неприступные взрослому порядчику в кольчуге, в самый раз оборвышу, удирающему от облавы… В шаге от избавления Ведигу настиг райцев мезонька, маленький, свирепый, нешуточно страшный. Сгрёб сзади, ловко воткнул в заплёванный пол.
– На исаде башка тресковая не пропадала, чтоб твой народец не сведал! Где Мартхе?
Ведига был зол в уличных драках. Сшибали – вставал. Подминали – зубами грыз до смерти. Он бешено рванулся. Мелкий клещ лишь крепче вцепился. Довернул пленённую кисть. Ведига взвыл в голос, хватанул ртом ошмётков и грязи.
– Где Мартхе?
Неприметный мальчонка здорово знал, куда всаживать костлявый кулак. Ведига ревел и лягался, перед глазами уже витал несчастный михирь, готовый отделиться от плоти, всесть в глотку.
Неразумные кинулись на истошный вой главаря. Взмах руки! Первый подскочивший клялся потом, что видел в пустой ладони ножевой блеск.
У двери случилось движение. Ведиге, подмятому разъярённым мезонькой, не было дела, но девка оглянулась. Мужчина, шагнувший из прогона, едва отшатнулся: спасла выучка воинского пути.
– Своих бьёшь, соколица?
– Дядя Харлан, – смутилась белянушка. С поклоном подалась прочь.
Харчевник, пригнувшись, вступил в хоромину, сопровождаемый Цепиром об руку с Машкарой. Тут уж притих и кудлатый Ведигин мучитель.
– Дяденьки… – пискнул он девчоночьим голосом, вовсе не тем, которым только что студил кровь мезонькам.
Уличный мудрец, советник владыки и хозяин «Сорочьего гнезда», где потчевал босоту добрый царь Аодх! Отпущенный Ведига живо укатился в сторонку, понял, что цел, зло отбросил подхватившие руки.
Машкара покинул великого райцу, вышел вперёд. Звучный голос проник во все уголки закуты:
– Дайте, что ли, присесть почтенному человеку.
Притихшая сарынь зашевелилась, выволокла престольную кадь, обмахнула рукавами:
– Садись, правдивый государев слуга.
Хромой райца опустился на корчагу, поставил трость меж колен.
– Чего ради из письмовника вытащили, – проворчал он по обыкновению раздражённо. – Не знают они ничего!
По серой стайке, замершей вдоль стен, прокатился шорох.
– Правда, правда истовая… не знаем, не ведаем.
Машкара вздохнул, огорчился:
– А мы и сказать не успели, про что пытать собирались.
Райцев мезонька сжал кулаки, меченные красной юшкой:
– Ведь Мартхе пропал, дяденька! А эти – рты на замок!..
– Цыц! – добродушно прогудел Машкара. – Вы, молодь, уже речи держали. Поспешными кулаками. Ныне старикам оставьте толку искать.
Харлан Пакша снялся с места. Медленно обошёл закуту, заглядывая то в одни глаза, то в другие. Босомыки ёжились под взглядом старого воина. Какой Ведига, какой исадский почёт?.. Вот они, страх, честь и власть.
Харчевник спросил тихо, но услышали все:
– Пока, значит, Мартхе вас за всеведение сухарями кормил, вы сквозь стены каждый чих слышали. А как с ним беда, ослепли, оглохли?
Правая рука Харлана, вялая из-за перебитых жил, висела в косынке, левая, привычная орудовать за обе, указывала перстом.
– Ты, лопоухий! Твоей мамке Бесценке кто присоветовал колю́шкиным жиром ноги смазать? Будто не Мартхе? Молчишь?..
– Я… ну…
– Что ну́каешь? Память плесень изъела? А кто от батогов её заслонил, чтоб хождения не лишилась? Не Машкара, которому нынче врёшь?
– Да я…
– Да уж не ты. Примечай, ватажок! Мать под батоги, сын по сладости. Этот, если что, и от тебя отбежит… Ты! Слепенький! Может, не Мартхе тебя за новой дудкой в лавку водил?
– Не знаю я…
– Чего не знаешь?
– Они и в харчевню к тебе дорогу не скажут, – желчно бросил Цепир. – Все как один забывчивы стали.
– А может, и стоит ко мне дорогу забыть, – проворчал Харлан недобро. – Ну? Чего не знаешь-то, семя крапивное?
– Что с господином сталось, не знаю! Я на исаде играл, меня там близко не было…
– Там! – встрепенулся райцев слуга. Получил от Машкары подзатыльник.
– Цыц, сказано… Там, значит? Это где?
– Дядя Харлан, будет уж брата теснить… – вылез Кобчик. В голосе странно мешались стыд, храбрость, гордость. – Его правда там не было!
– Там, – повторил Цепир.
Кобчик густо покраснел. Уставился в пол.
– У Спичаковой палатки, – неожиданно ответил Ведига.
– Не ври нам! – плюнул Цепир. – Что делать учёному райце в запустелой норе?
Ведига бережно ощупал нос. Гнусаво отрёкся:
– А не врём. Что ему там, не ведаем. Нас с собой зазывал, не пошли мы. Не дурные.
Харлан тут же навис, хищный, суровый:
– Забоялись, разбойнички? И чего бы?
– Не разбойнички мы. Мы – мо́лодцы посовестные.
– На словах все посовестные! А как до дела…
– Вольно тебе судить, дядя Харлан. Ты нашей жизнью не жил.
Харчевник усмехнулся:
– Все на свете припеваючи живут, одни вы маетесь, от людей изобиженные. Особенно великому райце легко владыке советовать о жизни и смерти. Вас в чужой кладовке поймают – спиной ответите за оплошку. Он ошибётся – могилам счёта не будет!
– Друг мой, с кем толкуешь? – попрекнул Цепир. – Эти дальше своего брюха не смыслят, им что жизнь чужая, что смерть!
Мезоньки переглядывались. Шушукались. Подталкивали друг дружку.
– Ладно, – сказал Машкара. – Иначе спрошу. Он какими словами в ту палату вас звал?
