А Валентине становилось все хуже. Лицо ее стало землисто-серым, глаза закатывались, слабое дыхание едва приподнимало морщинистую грудь.
Инесса взглянула на часы — прошло уже сорок минут, а врачей все не было.
«Вот влипла, — думала она, глядя на соседку, — теперь весь вечер с ней просижу… какая уж тут работа…»
Вдруг Валентина Гавриловна приподнялась на локте, широко открыла глаза, как будто вспомнила что-то очень важное, и отчетливо проговорила:
— Как же теперь будет с ним…
— С кем? — удивленно переспросила Инесса — но соседка обмякла, расслабилась, как будто завершила важное и тяжелое дело, глаза ее закрылись. На лице женщины проступило выражение детской обиды и растерянности, вообще, лицо стало моложе и привлекательнее, как будто Валентина Гавриловна неожиданно освободилась от груза многочисленных забот.
Инесса наклонилась над ней, прислушалась — дыхания больше не было слышно. Она попробовала найти пульс — и не нашла, ни на запястье, ни на шее.
— Ну вот, только этого не хватало! — проговорила она с непонятным раздражением — но в то же время в душе у нее шевельнулась жалость и сострадание.
В это время в дверь позвонили.
Инесса бросилась открывать, почувствовав неуместную и стыдную радость при мысли, что, наконец, можно будет на кого-то переложить ответственность.
В квартиру ввалилась крупная молодая женщина в белом халате, излучавшая здоровье и энергию, за ней топал невысокий мужичок средних лет.
— Ну, где у нас больной? — громогласно осведомилась энергичная женщина.
Инесса с непонятным раздражением поздоровалась, проводила медиков в комнату, вполголоса проговорила:
— Кажется, уже поздно…
— Сейчас мы посмотрим, поздно или не поздно… — Женщина села рядом с Валентиной Гавриловной, потрогала руку, потом подняла веко, посветила в него и повернулась к Инессе:
— И правда, поздно…
— И что — ничего сделать нельзя?
— Ничего. Чудес я совершать не умею. Умерла ваша мама. Что же вы, женщина, так поздно нас вызвали?
— Это не мама… — больным, тусклым голосом ответила Инесса. — Я — соседка. Как увидела, что ей плохо, так и вызвала. А уж как вы доехали, это отдельный вопрос…
— Как смогли, так и доехали, — машинально огрызнулась врач. — Ладно, где ее документы?
— Документы? — Инесса огляделась.
В комнате, где они находились, были старомодный, еще, наверное, шестидесятых годов сервант и школьный письменный столик с потертой столешницей.
— Где-то здесь должны быть…
Первым делом она проверила ящики письменного стола — но там не было ничего, достойного внимания: только старые альбомы с выцветшими фотографиями никому не известных людей и к тому же — десятки, а то и сотни поздравительных открыток — поздравления с Новым годом, Седьмым ноября, Восьмым марта семидесятых, а то и шестидесятых годов прошлого века. Эти открытки были подписаны какими-то тетей Викой, Эльвирой, дядей Гошей и другими загадочными персонажами, которых наверняка давно уже нет на свете.
— Ну, что там, нашли документы? — нетерпеливо напомнила о себе врач, которая заполняла какие-то бланки, расположившись за обеденным столом.
— Сейчас…
Инесса перешла к серванту. Застекленная часть была заставлена разномастными, разнокалиберными рюмками и бокалами, наверняка не употреблявшимися с прошлого века. Одно отделение серванта было закрыто, ключа не было.
— Ну, скоро? — снова поторопила ее врач. — У меня еще три вызова, время не терпит…
— Тут заперто! — пожаловалась Инесса.
— Ну что вы, как ребенок! — Женщина-врач повернулась к своему бессловесному спутнику и проговорила: — Вадик, помоги человеку!
Невзрачный мужчина, который до того тихо сидел в уголке, встал, вперевалку подошел к серванту, вытащил из полы несвежего халата английскую булавку и одним неуловимым, ловким движением открыл дверцу.
— Как это вы? — спросила его Инесса с удивлением, смешанным с испугом.
— В «Скорой» поработаешь — всему научишься! — ответил тот горделиво.
— И что — так любую дверь можно?
— Любую — не любую, но такую — можно!
— Ну, где тут ее документы? — напомнила врач.
Инесса заглянула в сервант.
Здесь снова были открытки и фотографии, но, видимо, более важные для хозяйки. Лежала стопка писем, перевязанных голубой шелковой лентой, еще попался снимок молодого мужчины в двубортном пиджаке. Мужчина смотрел в объектив с каким-то смущением.
В глубине серванта, под фотографиями и открытками, стояла резная деревянная шкатулка. А на ней — то, что искала Инесса: пластиковая папочка, в которой были сложены документы Валентины Гавриловны — паспорт, карточка страхового свидетельства, медицинский полис, еще какие-то бумаги.
К счастью, покойная, как большинство одиноких женщин, держала свои документы в порядке.
— Вот оно! — Инесса достала документы, протянула врачу.
Та записала в свои бумаги паспортные данные и еще какие-то цифры и поднялась:
— Ну, мы поехали.
— То есть как поехали? — испуганно спросила Инесса. — А ее? Ее вы разве не заберете?
— Да вы что, женщина? — Врач взглянула на нее, как на неразумного ребенка. — Мы — «Скорая», мы трупы не возим! Нам на вызовы нужно, людей спасать! Ее перевозка специальная заберет, ждите!
— Перевозка? — переспросила Инесса. — И когда же она приедет? Сколько же ее ждать?
— Вот этого я вам, женщина, не могу сказать. Перевозка — она и есть перевозка. Да ей все равно уже торопиться некуда! — Она кивнула на Валентину Гавриловну, которая лежала на диване с выражением полной отрешенности от земных забот.
— Ей-то, может, и некуда, да мне-то есть! — вполголоса проговорила Инесса. — У меня своих дел полно.
— Ну, вызовите каких-нибудь родственников.
— У нее нет никого.
— Ну, тогда уж я не знаю, что вам посоветовать! — И с этими словами врачи покинули квартиру.
Инесса тяжело вздохнула.
С работой на сегодняшний вечер можно было распрощаться.
Вот как чувствовала она, что не надо спешить на помощь соседке! Добрые порывы никогда не приводят ни к чему хорошему! Хотя, с другой стороны, оставить больного человека в беспомощном состоянии тоже нехорошо…
Она снова собрала документы Валентины Гавриловны в папку, хотела убрать их обратно в сервант — но подумала, что они снова понадобятся, когда приедет перевозка.
Заглянула в открытый ящик — и ее взгляд приковала к себе та резная деревянная шкатулка, которую она заметила первый раз.
