В ней не было компьютера.
А какая современная женщина может без него обойтись? Впрочем, и мужчина тоже.
На всякий случай Лебедкин все же позвонил Ирине Лютиковой и спросил, был ли компьютер у ее покойной подруги.
— А как же? — Лютиковой его вопрос показался глупым. — Разумеется, у нее были аккаунты во всех сетях! Как же без них? А что, ее компьютер пропал?
— Я не имею права разглашать тайны следствия… — машинально отбарабанил Лебедкин.
Ирина в ответ только фыркнула.
Ох уж эти тайны следствия!
Лика открыла одну дверь, потом вторую, потом набрала код сигнализации и, наконец, прислонилась к стене в коридоре. В квартире стояла тишина, потому что сегодня она вернулась пораньше, и ее домашних не было дома.
Домашние, дом… Лика усмехнулась. Эти слова значат что-то хорошее, радостное — пузырящуюся от теплого ветра занавеску на окне, запах свежей выпечки по воскресеньям, тихую музыку по вечерам, сладкую дрему на диване под пушистым пледом и чтобы кто-то близкий принес туда банан или чаю с вареньем…
Ничего этого у нее нет. И дом, то есть эта квартира, вообще не ее. Она тут… не гостья, нет, и не прислуга, конечно, а наемный работник. Ну да, платят приличную зарплату, обращаются сносно, но не более того. Пока работает хорошо — ею довольны, как только не сможет, не оправдает доверия — выбросят вон. Хотя в ее случае, может, и не выбросят, как сор из избы.
Лика удивленно оглядела коридор. Что это с ней? Никогда раньше такие мысли ее не посещали. Никогда так ясно она свою жизнь не представляла.
Со стороны-то все у нее хорошо. Муж есть, работа приличная, семья богатая, у свекрови свое дело прибыльное, ведет она его твердой рукой. Ну, свекровь в доме хозяйка, перечить ей нельзя ни в чем, да и как иначе? Тут все ее, Лика на все готовое пришла, так что свои правила устанавливать и не собиралась.
«Да кто бы ей позволил?» — тут же усмехнулась она. Тут только пикни, только слово лишнее скажи, да что — слово, только косо посмотри — потом наплачешься. У свекрови не забалуешь, железная женщина Елизавета Арнольдовна.
Сын, конечно, не в мамашу удался. Муж у Лики, если честно, вообще никакой — ни рыба, ни мясо. На все ему наплевать, а на жену — в особенности. Талантов никаких особенно нету, болтается при фирме, мать возит на машине, да так, мелкие поручения выполняет. Дел важных поручить ему нельзя — все провалит.
Мать и не пытается, знает своего сыночка как облупленного, иногда прямо в глаза его идиотом называет, она на слова не скупится. А ему все равно. Есть еще другой сын, этот — мамочкина большая любовь, но уж такая сволочь, что лучше уж Ликин Сережа, он вообще-то ее не обижает, просто не замечает. Есть она, нет ли — ему без разницы. Да и ей-то, в общем, также.
Вот такая у нее жизнь. А со стороны — все прекрасно, можно позавидовать.
Лика расстегнула пальто и наклонилась, чтобы снять сапоги. На улице сегодня грязно, так лучше разуться у дверей, чтобы не следить по всему коридору.
Квартира большая. Но прислуги в доме свекровь не держит. Еще, говорит, не хватало, чтобы посторонняя баба по дому шныряла, все подслушивала да подсматривала. Приходит раз в неделю тетка, которую зовут странно — Нахимовна, когда-то они со свекровью в одной деревне жили. Только ей свекровь доверяет, и то не во всем. А в остальное время все на ней, Лике. Не барыня, говорит свекровь, руки не отвалятся пол подтереть да картошки сварить.
Лика сняла один сапог и вот, так и есть, откуда ни возьмись, прискакала Нюська. Вторая слабость свекрови после младшего сыночка. Маленькая собачонка, помесь болонки с непонятно кем. Злобная мерзкая тварь. Уж Лика ей в жизни ничего плохого не сделала, а она вечно набрасывается да кусает.
— Привет! — устало сказала Лика. — Сегодня ты опять в плохом настроении?
«Не опять, а снова!» — прорычала Нюська и бросилась в атаку. В коридоре явственно запахло псиной. Просто даже удивительно — домашняя собака, и такая маленькая, а воняет, как будто дворовый никогда в жизни не мытый пес.
Лика подставила сапог и закричала: «Пошла вон!», но мерзкая собачонка, захлебываясь от лая, увернулась от ее ноги и вцепилась в ту ногу, где не было уже сапога.
— Черт! — Зубы у Нюськи мелкие, но острые, было ужасно больно, да еще и колготки, зараза, порвала.
— Отвали! — Лика дернула собаку за хвост, такая тактика всегда помогала.
И в этот раз Нюська разжала зубы и отскочила. Теперь в глазах ее появилась самая настоящая ненависть. Она присела на задние лапы, зарычала и приготовилась к прыжку, готовая порвать Лику на мелкие кусочки.
И прыгнула, но Лика, сама того не сознавая, размахнулась и пнула ее ногой в сапоге, как футбольный мяч. Удар был отличный, не всякий футболист на такое способен, собаченция отлетела метра на три и затихла на полу.
— Неужели сдохла? — задумчиво проговорила Лика с тайной надеждой.
Она сняла сапог и прошла к шкафу, чтобы повесить пальто. Проходя мимо собаки, она увидела, что Нюська шевелится и смотрит жалобно, обиженно — дескать, маленького обидеть ничего не стоит. Лика сердито шикнула, и собачонка испуганно подскочила и заковыляла прочь, демонстративно подволакивая лапу.
— То-то же, — удовлетворенно сказала Лика и прошла к себе. Точнее, в их с Сергеем общую комнату, своей, разумеется, в этой квартире у нее не было.
Комната большая, мебелью заставленная. Есть тут и кровать широкая, с резной деревянной спинкой, и диван, и шкаф, и комод. И стол на одной толстой ноге, напоминающей слоновую. Вся мебель добротная, массивная, с золочеными ручками, далеко не новая. Но крепкая, так что свекровь и слышать не хочет, чтобы менять. С чего это вдруг, говорит, я стану деньгами разбрасываться, добро на говно менять? Она в словах не стесняется, любит вещи своими именами называть.
Лика села на диван и достала перстень.
Снова поразило ее лицо старика. Так посмотришь — вроде и не старик, а просто зрелый мужчина, а так повернешь — совсем юноша, только глаза немолодые, много повидавшие.
Лика надела перстень на средний палец левой руки.
Надо же, перстень явно мужской, большой, массивный, с крупной печаткой, а сидит на ее пальце, как влитой. Не тянет, не давит, не сползает. Странно…
Она поднесла руку к лицу. Показалось ей или нет, что старик с узкими злыми глазами посмотрел на нее одобрительно? Да нет, глаза змеиные, ничего не выражают… Но вот и губы шевельнулись.
«Не робей… — послышался шепот у Лики в голове, — делай, как я скажу… не пропадешь…»
Шепот тихий, вкрадчивый. И вроде бы по-хорошему говорит, утешает, а только разве змеиному голосу можно верить?
Но перстень так плотно облегает палец, не тянет, не давит, не жмет, точно по размеру. И на печатке не старик вовсе, а юноша прекрасный. Взгляд гордый, смелый, видно, что все может, все ему подвластно. С таким и правда не пропадешь…
