И сразу, прежде чем Каден успел придумать следующий вопрос, который мог бы повернуть разговор к гостям и вечерней трапезе, Тан вышел, оставив его в тесной каменной комнатушке, в окружении молчаливых силуэтов чашек и кувшинов.
Какое-то время Каден еще поработал – когда руки заняты, проще справиться с заботами, одолевающими ум, – после чего, не снимая балахона, свернулся на твердом каменном полу и приготовился спать. Среди ночи он проснулся: его так трясло, что зубы стучали друг о друга. Он переместился на жесткую деревянную скамью; она была узкой и неудобной, но по крайней мере не источала холод.
Он ожидал, что этой ночью придет Акйил. До того, как ужин закончился, когда монахи еще потягивали остатки темного чая, Каден поручил Патеру передать сообщение для своего друга: «Разыщи меня после полуночного колокола». Колокол, однако, давно прозвучал, его мерные удары затихли в темноте, а молодого монаха все не было.
Следующие два дня Каден провел, мастеря горшки и кружки, на которые Тан ни разу не пришел взглянуть. Еще две ночи он пролежал скорчившись в неудобной позе на узкой скамье, пытаясь зарыться в глубь балахона, чтобы избежать ночного холода. Ему снились кошмары – обрывки видений без связного сюжета, в которых его отец сражался с полчищами врагов, в то время как Пирр наблюдала за этим так, словно ничего особенного не происходило. Кошмаров у него не бывало уже давно, фактически уже много лет. Хин считали, что беспорядочные сновидения – это плод беспорядочного ума. Старшие монахи утверждали, что им вообще не снятся сны. Каден был бы рад присоединиться к ним, однако видения продолжали осаждать его ночь за ночью, стоило лишь ему закрыть глаза.
В конце концов – на третью ночь, Акйил все-таки пришел. Он проскользнул за дощатую дверь сразу же после полуночного колокола.
– Очень мило, – похвалил он, взглянув на последнее творение Кадена, большой кувшин с двумя ручками из красной речной глины. – Жаль, что у нас нет вина, чтобы в него налить.
– Шаэль с ним, с кувшином, – отозвался Каден более резко, чем намеревался. – Прошло два дня! Что там происходит? Удалось наконец выяснить, кто задрал наших коз? И что там с этими двумя торговцами?
Акйил устало плюхнулся на скамью и развел руками. У него был скучающий вид. Скучающий и разочарованный. Его балахон, никогда не бывавший слишком чистым, был сплошь измазан грязью – несомненный признак того, что он, подобно Кадену, проводил бо́льшую часть этих дней, выполняя какую-то черную работу, вместо того чтобы развлекаться вместе с гостями. Он провел пятерней по копне своих волос, откидывая их с глаз.
– Что с торговцами? Да то же самое, что всегда происходит с торговцами. Песни и пляски.
– В каком это смысле?
Акйил пожал плечами.
– Пирр с Хакином пытаются продать нам всякое дерьмо. Нин отвечает, что нам такого не нужно. Пирр говорит: «Ах, ну разумеется, вам должен понравиться балахон, сшитый из этого тонкого шелка!» А настоятель отвечает, что предпочитает домашнее сукно. В общем, ты ничего особенного не пропускаешь.
Каден разочарованно тряхнул головой.
– В этих двоих есть что-то странное. Что-то… неправильное.
– Торговцы они дерьмовые, это точно. – Глаза Акйила сузились. – Погоди-ка. А ты откуда знаешь? Тан же держал тебя здесь взаперти все это время.
– Я лазал в голубятню, – признался Каден.
Он быстро пересказал другу все случившееся – замеченные им странности при появлении гостей, неотвязное ощущение, что Пирр, при всей ее городской общительности, что-то недоговаривает; неопределенные подозрения, которые Каден чувствовал очень сильно, но с трудом мог выразить словами.
– Они что-то скрывают… что-то, касающееся моего отца, – неубедительно завершил он.
Акйил нахмурился.
– Похоже, у тебя чересчур разыгралось воображение.
– Это не воображение!
– Галва постоянно читает мне лекции, якобы мы видим то, что хотим увидеть. Наверное, и с тобой что-то в этом роде. Хотя, конечно, если бы я видел то, что хотел увидеть, сиськи у Пирр были бы гораздо больше!
– С какой это стати я могу «хотеть видеть», что у моего отца неприятности?
– Я не говорю, что ты жаждешь плохих вестей. Просто это же естественно – волноваться о своих родителях, если ты, конечно, знаешь, кто они. Меня это бедствие миновало.
– Вот я прямо сейчас смотрю на лицо Пирр, – Каден еще раз наполнил свой ум сама-аном. В сотый раз он попытался ухватить, что же в выражении лица этой женщины так его беспокоило. – В нем есть… что-то такое…
Он вздохнул.
– В нем есть что-то странное, но я не могу понять, что это.
– Похоже на то, что ты слишком много времени провел, по уши закопанный в землю или бегая по горам с завязанными глазами. Такие вещи меняют человека, проделывают всякие штуки с его мозгами…
– С моими мозгами все в порядке.
– Ну, это еще вопрос, – парировал Акйил, но, видя, как вспыхнули глаза Кадена, тут же поднял руки в знак покорности. – Однако давай предположим, что ты прав. Тем не менее неужели ты думаешь, что Нин, или Тан, или кто-нибудь другой из наших умудренных опытом опекунов ничего бы не заметили? Я хочу сказать, ты, конечно, здорово овладел сама-аном, но они-то занимаются этим со всем усердием на протяжении десятков лет!
Каден мог лишь беспомощно развести руками.
– Конечно, – продолжал его товарищ с лукавой улыбкой, расползающейся по лицу, – хотя старые хинские штучки и неплохая вещь, но есть способы получить и более… практичную информацию.
Каден внимательно посмотрел на него. Эта улыбка говорила о том, что у Акйила уже родился план, который, если о нем узнает Нин или Тан, скорее всего, приведет к тому, что их обоих изобьют до полусмерти. Что ж, тем больше причин постараться сделать так, чтобы о нем никто не узнал.
– Продолжай.
Акйил заговорщически наклонился вперед, потирая руки. Впервые с тех пор, как вошел, он оживился.
– Я тоже посматривал на эту женщину, Пирр. – Он оценивающе выпятил губы. – Ничего особенного, по сравнению со шлюхами, среди которых я вырос, но здесь, в горах, я бы сказал, приходится брать что дают.
– Ты шпионил за ней?
– Назовем это наблюдением. Как бы там ни было, за это время она несколько раз тайком уходила из монастыря, обычно в сумерках, пока Хакин торговался с Нином.
– Может быть, ей просто захотелось посмотреть окрестности, – предположил Каден. Он очень надеялся, что у Акйила родилась действительно стоящая мысль, но пока все это казалось довольно безосновательным.
– Она ходила на восток, Каден. Туда, где нет ни заката, ни красивых видов. Кроме того, Нин еще в первый вечер рассказал ей о том, что кто-то потрошит наших коз. Как ты думаешь, много ли женщин захотят насладиться полуночной прогулкой возле незнакомого горного монастыря, торчащего на краю обрыва, после того как они только что узнали, что какой-то неизвестный хищник отрывает головы козам и людям, а затем поедает их мозги?
