– Сами Юрл и его крыло участвуют в заговоре против моей жизни, моей и Кадена. Что бы они тебе ни сказали, они прибыли сюда, чтобы его убить.
– Именно это они мне и сказали, – ответил Ут. – Я не был уверен, следует ли мне им верить, но теперь ты подтвердил их слова.
Валин уставился на него.
– Они сами тебе сказали?
Громкий саркастический смех наполнил вечерний воздух, и Юрл собственной персоной выступил из-за невысокого валуна.
– Кажется, я был о тебе слишком высокого мнения, Малкениан, – продолжая посмеиваться, сообщил он. – То есть я, конечно, никогда не считал тебя особенно умным, но никак не ожидал, что ты начнешь мне помогать!
Гвенна прорычала что-то неразборчивое, и Валин, не отрывая взгляда от Ута, крепко схватил ее за запястье. Он понятия не имел, что тут происходит, но не собирался допускать, чтобы ее из-за этого убили. Он снова обратил свое внимание на Ута.
– Если он сам сказал тебе, что собирается убить Кадена, – хрипло выговорил он, – тогда почему он ходит на свободе?
Этот вопрос нужно было задать, хотя мерзкое ощущение где-то в глубине подсказывало ему, что он уже знает ответ.
– Потому что он сможет нам помочь, – ответил Ут. – Мы сами прибыли сюда, чтобы убить твоего брата. Я руководил разрушением монастыря. Бо́льшая часть моих людей все еще там, подчищают следы, охотятся на сбежавших монахов. А завтра, с первым же светом, мы собираемся найти этого «императора» и отделить его голову от плеч.
46
Пространство перед Храмом Света больше походило на плац, чем на святое место. «Ублюдок, похоже, добавил еще пять сотен солдат», – подумала про себя Адер, разглядывая Сынов Пламени, стоящих на своих постах. Никто не остановил ее паланкин, никто даже не посмотрел в ее сторону, и тем не менее значение всей этой сверкающей кольчужной стали, этих двенадцатифутовых боевых шестов было недвусмысленным: Церковь Интарры не сомневалась, что у нее есть враги в пределах столицы Аннура, и была намерена защищаться.
Помимо солдат перед храмом собралась средних размеров толпа, понемногу просачиваясь внутрь на полуденное богослужение. Когда Адер вышла из паланкина, среди людей прошел гневный ропот. Ее роль в суде над Уинианом стала известна столь же быстро, как и сотворенное им «чудо» – завистливая принцесса, которая пыталась добиться осуждения невинного, святого человека! Поэтому теперь эдолийцам пришлось прокладывать ей путь сквозь толпу. Те, что стояли ближе к ней, опускались на одно колено и прикладывали кулаки ко лбу, но многие не спешили выражать покорность, делали этот жест чуть ли не с ненавистью, а на несколько рядов дальше люди уже насмехались над ней или открыто выкрикивали оскорбления.
Ее план мог провалиться по дюжине причин, но мысль о том, что она может попросту не дойти до двери, ей в голову не приходила. «Надо было поймать Рана на слове, когда он предлагал усилить мою охрану».
Кенаранг был непреклонен.
– Я не хотел бы увидеть, как тебя разорвет на куски разъяренная толпа, – сказал он. – Особенно теперь, когда я узнал, как здорово ты целуешься.
Она оттолкнула его, польщенная и раздосадованная одновременно.
– Ты не можешь в это вмешиваться!
– Я регент. Ты не можешь меня остановить. Кроме того, вопреки моему собственному здравому смыслу, я, кажется, влюбился.
– Послушай. Это не должно тебя касаться. Прежде всего это не должно выглядеть так, словно мы оказываем давление или захватываем храм силами Аннурского легиона. Такие действия только укрепят ненависть к Рассветному дворцу и добавят Уиниану приверженцев. Но что еще более важно, – закончила она, прижимая палец к губам кенаранга, чтобы заглушить его возражение, – так это то, что я свожу личные счеты с Уинианом. Он в одиночку бросил вызов власти Малкенианов, и если моя семья собирается удержать престол, я должна усмирить его тоже в одиночку, а не демонстрируя подавляющее превосходство в силе.
В тот момент этот довод казался разумным, однако сейчас, видя, как толпа с угрожающим бормотанием сдвигается вокруг горстки эдолийцев, Адер поняла, что не отказалась бы от усиленной охраны. Санлитун однажды объяснил ей, что люди более всего ненадежны, когда находятся во власти эмоций, а толпа усиливает любые эмоции. Если эти люди перейдут к более решительным действиям, дюжина окруживших ее эдолийцев будет смята еще прежде, чем успеет обнажить оружие.
«Просто продолжай идти. Не выказывай страха. Не выказывай сомнения».
Она смогла держать голову прямо, устремив взгляд перед собой, но все же у нее вырвался вздох облегчения, когда они наконец вошли в ворота храма.
* * *
К счастью, для членов императорской семьи в храме имелась небольшая ложа, откуда Малкенианы могли наблюдать за церемонией, не толкаясь среди простого люда. Деревянные стенки не смогли бы сдержать натиск разъяренной толпы, но они предоставили ей некоторое пространство и возможность вздохнуть, особенно после того, как эдолийцы заняли свои посты по периметру. Адер уселась на одно из плюшевых сидений, чтобы скрыть дрожь в ногах. Некоторые из молящихся смотрели и показывали в ее сторону, сердито хмурясь и что-то бормоча. Она не обращала на них внимания, сосредоточив взгляд на обожженном камне под линзой. Солнце уже поднялось почти к зениту, и столб воздуха понемногу начинал дрожать, нагреваясь от жара.
Лишь после того как люди расселись по местам и затихли, в храме появился Уиниан Четвертый, выйдя из позолоченной двери на полпути к южному приделу. «Если бы снять с него этот стихарь с омофором, – подумала Адер, – его вполне можно было бы принять за какого-нибудь торговца коврами или колесного мастера». Впрочем, свита жреца полностью устраняла возможность такой ошибки. Перед ним и позади него шествовали две колонны молодых послушников и послушниц, одетых в бело-золотые одежды – цвета Интарры – и покачивающих золотыми цепями, на которых были подвешены кристаллы. В камнях отражался солнечный свет, ослепительными вспышками рассыпаясь по стенам и полу, однако Адер не сводила глаз с Уиниана.
Открытое неповиновение и честолюбие этого человека только выросли за недели, прошедшие после суда. Помимо увеличения численности Сынов Пламени он, не скрываясь, читал проповеди о различии между человеческой и божественной властью, превратив то, что прежде было отвлеченной теологической проблемой, в предмет спора, способный опрокинуть империю. Ил Торнья утверждал, что простой люд на Сером рынке и на верфях рассуждает о разнице между Божественными Полномочиями и Божественным Правом – а фактически речь шла о легитимности власти Малкенианов. Хуже того, Уиниан завел обычай ежедневно повторять свое «чудо» на полуденном богослужении. Для людей, сидящих на скамьях в храме, он был не просто Верховным жрецом – он был помазанником самой богини.
«Вот поэтому я и должна была прийти сюда, – напомнила себе Адер. – Чтобы сделать это».
Довольно долго казалось, что Уиниан не замечает ее, однако, поравнявшись с императорской ложей, он жестом остановил процессию и повернулся лицом к принцессе. Когда он заговорил, его взгляд был устремлен на нее, но речь явно предназначалась для всего собрания.
