Юрл.
Скорее почувствовав, чем услышав рассекающий темноту клинок, ощутив движение воздуха, Валин без единой мысли нырнул вперед и перекатился. Сталь описала широкую дугу в пространстве над ним, высекая искры из скал. Юрл за его спиной выругался, и Валин беззвучно повернулся к нему лицом.
Его противник стоял, держа оба клинка перед собой в полузащитной позиции, которую кеттрал изучали на случай драки вслепую. «Он меня не видит! – понял Валин. – Он знает, что я рядом, но не может меня видеть!» Очевидно, Талал был прав: все сларновы яйца даровали кеттрал некое преимущество, но ни одно из них не обладало такой силой, как то чудовищное черное яйцо, которое выпил Валин.
В сотне шагов от них все еще слабо вспыхивали осветительные патроны, а где-то слева отчанно рубились Пирр и Ут – резкий звук стали, скрежещущей о сталь, раз за разом нарушал ночную тишину. Валин слышал, как эдолиец пыхтит и бранится, а за этими звуками различал более тихое, быстрое дыхание убийцы. Все это было неважно. Сейчас перед ним был Юрл, слепо шарящий в темноте.
– Это конец, – сказал Валин.
Под ногой Юрла хрустнул гравий: он переместил вес. Снова завихрение воздуха, свистящий выдох, струйка страха – и Валин отбил в сторону атакующий меч. Он понял, что чувствует себя как дома здесь, в этой огромной тьме, и закрыл глаза. Звуки и запахи окружающего мира обступили его со всех сторон; его язык молниеносным движением высунулся наружу, пробуя ночь на вкус.
«Хал, что ты со мной сделал?» – подумал он.
Впрочем, было уже слишком поздно для таких вопросов – и было поздно уже давно, целую вечность, понял он. И дело не ограничивалось странным алхимическим процессом, произошедшим у него в крови. Что-то в его сердце угасло, когда он нашел тело Ха Лин на полу в той пещере, – какая-то часть его существа, которая любила свет и надеялась, что после ночи наступит утро. Ведь в конце концов, когда он вынес тело своей подруги к солнцу, она так и осталась мертвой.
«Лучше уж оставаться в темноте».
По его щекам катились слезы, замутняя зрение, – но он больше не нуждался в зрении.
– Ты не можешь победить, – сказал Валин, следуя за отзвуком телесного тепла своего противника. – Брось свои клинки, расскажи мне все, что знаешь, и я дарую тебе чистую смерть.
«Чистую смерть»… Даже произнося эти слова, он чувствовал, что это ложь. Больше всего на свете ему хотелось наброситься на Юрла и разорвать его на кусочки; он хотел, чтобы тот страдал, вопил в темноте и чтобы лишь собственная боль была ответом на его крики.
– Иди к Шаэлю! – огрызнулся его противник, делая выпад обоими клинками одновременно.
Такую атаку инструкторы на Карше называли «крылья мельницы». Это движение предназначалось либо для чересчур самонадеянных, либо для совсем отчаявшихся бойцов. Валин легко откатился в сторону, уворачиваясь от удара. Даже на расстоянии двух шагов он слышал затрудненное дыхание Юрла, волну панического жара от его тела, чувствовал вкус его ужаса.
«А ведь это приятно!» – понял Валин, хотя что-то в нем сжалось от отвращения при этой мысли. Оскалив зубы, он шагнул вперед.
– Кто стоит за заговором? – спросил он.
– Если я тебе скажу, ты меня убьешь, – отозвался Юрл, отступая дальше в темноту. Его голос звучал сдавленно и беспомощно.
Одним стремительным, точным движением Валин сделал выпад. Он ощутил, как сталь впилась в тело, разрезая мясо, затем сухожилие, затем кость; затем, спустя полмгновения, Юрл завопил, и послышался грохот меча, упавшего на скалистую поверхность. «Запястье», – подумал Валин, удовлетворенно кивнув. В воздухе запахло кровью, и Валин глубоко вдохнул этот запах – резкий, с медным привкусом.
– Я в любом случае тебя убью, – сказал он, делая еще шаг вперед.
– Хорошо! – просипел Юрл. Его второй клинок тоже упал на камни. – Хорошо! Ты победил. Я сдаюсь.
– Я не требую, чтобы ты сдался, – ответил Валин. – Я хочу только, чтобы ты сказал, кто стоит за заговором.
Он понюхал воздух, повернулся щекой к темноте, чтобы ощутить, как ветерок овевает его кожу, затем сделал еще один хлесткий выпад своим мечом, проткнув Юрлу насквозь другое запястье. Где-то в далеких закоулках его сознания Гендран доказывал тактическую необходимость соблюдения спокойствия и сохранения в живых полезных пленников, а еще дальше звучали другие голоса – его отца, его матери, – произносящие такие слова, как «милосердие» и «достоинство». Валин заставил их всех умолкнуть. Его родители были мертвы, Гендран тем более. Ха Лин пыталась играть по правилам, и результатом стали лишь ее унижение, побои и смерть. «Милосердие» и «достоинство» хорошо звучали, но им не было места здесь, в темноте, с глазу на глаз с его загнанной в угол жертвой.
Юрл издал долгий, мучительный вопль, больше похожий на вой попавшего в ловушку животного.
– Ты не можешь меня убить! – всхлипывал он. – Не можешь, если хочешь знать, кто стоит за всем, что здесь произошло. Я тебе нужен живой!
– В живых мы оставим Ута, – прорычал Валин.
Однако не успели эти слова покинуть его губы, как он понял, что звуки схватки за его спиной замолкли. Там, где недавно сталь бряцала о сталь, теперь слышались лишь глубокие вздохи ветра над снегом и камнем. Кто-то из них был мертв. Валин понюхал воздух. Пирр двигалась к нему – ночной ветерок доносил слабый запах ее волос. Балендин, Адив и вот теперь Ут. Все мертвы. Похоже, что Юрл действительно был последним, кого они могли взять в плен, – но хотя Валин знал, что это разумно, кровь, струившаяся в его жилах, была холодной и темной. Он не хотел пленников.
– Больше никто не знает всего! – продолжал стонать Юрл. Он уже стоял перед Валином на коленях, отчаянно всхлипывая. – Я нужен тебе живой! Прошу, оставь мне жизнь!
– Расскажи мне то, что знаешь, – сказал Валин, – и я отвезу тебя обратно в Гнездо, чтобы отдать правосудию.
Еще одна ложь, слетевшая с его губ как песня.
– Хорошо! Это… это заговор…
– Я знаю, что это заговор, – отозвался Валин. – Кто за ним стоит?
– Я не знаю – то есть не знаю его имени. Но это кшештрим. Это я знаю точно. Он кшештрим!
Валин помолчал. Кшештрим принадлежали древней истории, последний из них был убит больше тысячи лет назад. Утверждение Юрла казалось безумием, и однако… Вряд ли он стал бы лгать сейчас, пресмыкаясь перед ним в грязи, с руками, отрубленными по запястья.
– Что еще? – спросил Валин.
– Больше я ничего не знаю, – простонал Юрл. – Это все! Это все, что я знаю! Прошу тебя, Валин, умоляю тебя!
Все еще с закрытыми глазами Валин шагнул к нему, достаточно близко, чтобы прижать к его животу острие кинжала. Юрл обмочился, и запахи крови и мочи, резкие и едкие, смешались в прохладном ночном воздухе.
– Ты меня умоляешь? – спросил Валин тихо, почти шепотом.
– Умоляю! – всхлипнул Юрл.
