Стрела.
Арбалет не стреляет стрелами – он стреляет болтами. Анник успела так быстро перезарядиться потому, что она стреляла из обычного лука – хотя как она ухитрялась делать это из положения лежа, Валин не имел понятия. Но это было неважно. Она загнала его в угол и несомненно перебиралась на новую позицию, откуда сможет его видеть, пока он лежит здесь, беспомощный. Не пройдет и минуты, как следует ждать нового выстрела. Логичным решением в данной ситуации было бы сдаться. Снайперша несомненно выиграла состязание – она могла прозвонить в Кентов колокол в любой момент по своему выбору. Однако что-то в Валине бунтовало против того, чтобы вот так опустить руки. Для Анник игра была не окончена до тех пор, пока она не перестреляет всех, находящихся на поле, а если игра была не окончена, значит, он все еще мог выиграть. Валин принялся на четвереньках выбираться из ложбины. Нужно только доползти до…
Еще одна стрела скользнула в пыли непосредственно рядом с ним. Девчонка действовала быстро, но ее обычная точность ей изменяла. Валин собрался было улыбнуться – похоже, даже у Анник бывают неудачные дни, – но в этот момент взглянул на стрелу, и дыхание замерло у него в груди. В пыли, яркое и смертоносное, блестело отточенное острие. Стрела не была затупленной! Если бы Анник попала в цель, такой наконечник прошел бы насквозь через его грудную клетку и вышел бы с обратной стороны.
Взревев от ярости и страха, Валин вскочил на ноги. Теперь игры закончились. Никаких пряток. Никакого сидения за камнями и ползания по кустам. Он понятия не имел, как такое было возможно, при том, что за происходящим следили двое инструкторов, но Анник пыталась его убить! Она уже вышла на дистанцию, нашла нужный угол обстрела и, возможно, уже наложила стрелу.
Он ринулся вперед, мечась из стороны в сторону, перепрыгивая камни и расщелины. Если удастся добежать до того низкого гравийного уступа в пятнадцати шагах отсюда, то он будет в сравнительной безопасности, но для хорошо тренированного снайпера пятнадцать шагов – целая вечность. Сердце колотилось о ребра, легкие вздымались; он бежал, борясь с собственным страхом, вгоняя его в ноги, в легкие, используя его как топливо, чтобы бежать дальше. Еще пять шагов. Если он успеет добежать до уступа…
Стрела ударила его в плечо, прямо над легким, опрокинув лицом вперед на усыпанный каменной крошкой склон. Сперва он почувствовал только шок от удара. Потом пришла боль – яростное пламя, раздирающее плоть. Он перекатился на бок и посмотрел на перед своего мундира: стрела прошла через его тело насквозь, выйдя из груди и разорвав ткань. Наконечник и древко были залиты кровью. «Настоящая стрела, Кент ее дери», – отрешенно подумал он.
Он попытался опереться на руки, чтобы подняться на четвереньки, но ничего не вышло. Туман застилал его зрение, но он смог различить гибкую фигурку, поднявшуюся с земли примерно в сотне шагов. Анник небрежно держала в одной руке короткий лук с уже наложенной следующей стрелой. «Они видят ее, – вяло подумал Валин. – Неужели она не понимает, что инструкторы на нее смотрят?» Девушка легко, словно играя, вскинула лук, одним движением натягивая и спуская тетиву. Спустя мгновение до Валина донесся звон бронзового колокола, глухой и безжизненный, словно он слышал его из-под воды.
Лишь после того как она опустила лук, Анник взглянула в его направлении, повернув голову быстрым точным движением, словно птица. Сквозь кровавый туман, застилавший его зрение, Валин увидел, как ее глаза расширились, но не прочел ни радости, ни торжества на этом жестком, детском личике.
19
Уиниан IV не был похож на человека, способного убить кого-либо, тем более старого солдата, каким был Санлитун уй-Малкениан. Отец Адер был высоким и сильным, с могучими руками и пальцами, в то время как Верховный жрец Интарры, почти альбинос, был маленького роста, бледный, тонкогубый, сутулый, с головой, напоминавшей бесформенную тыкву. То, что отец Адер лежал мертвый в своей холодной гробнице, само по себе было достаточно горько, но при мысли, что его отправил к Ананшаэлю вот этот жалкий сморчок, ей хотелось вопить и рыдать одновременно. Если уж Санлитуну было суждено умереть, это должно было произойти в битве или в волнах бушующего моря. Стихия войны, зияющая пучина – вот враги, достойные ее отца! Уиниан же, несмотря на свое высокое положение, казался ей существом мелким и подлым.
«Тогда почему он не выглядит испуганным?» – нервно подумала она.
Рассветный дворец был рассчитан на то, чтобы внушать благоговейный трепет даже самым пресыщенным властителям. В его сердце, возвышаясь над всем городом, располагалось Копье Интарры – башня невероятной высоты, высеченная из цельного камня, с основанием, утопленным глубоко в материковую породу. История не сохранила сведений о том, чьи руки ее соорудили. У основания Копья находился Зал Тысячи Деревьев. Самый длинный и самый высокий зал во дворце был также одним из первых – просторное, гулкое сооружение из кедра и красного дерева, огромные колонны которого десять тысяч рабов тащили дюжину лет через всю Эридрою со склонов Анказа. Отполированные и промазанные маслом золотые стволы ряд за рядом уходили вверх, где отходящие от них, как при жизни, ветви поддерживали потолок. Это место было создано с таким размахом, что могло вселить робость даже в императора, правившего им со своего Нетесаного трона – однако Уиниан держался безразлично, с видом скучающим и даже самодовольным.
Его маленькие темные глазки перебегали с выстроившихся вдоль стен эдолийцев к скамьям, уже занятым Сидящими, которым предстояло выслушать обвинения и свидетельства против него, а затем то, что он сможет сказать в свою защиту. Уиниан облизнул губы – как показалось Адер, скорее от нетерпения, чем от нервозности, – и обратил свой взгляд на нее. Она знала силу своего собственного взгляда, обескураживающее воздействие, которое ее горящие радужки оказывали на тех, кто пытался посмотреть ей в глаза, и тем не менее Верховного жреца они, казалось, беспокоили не больше чем грандиозный зал. Он хладнокровно посмотрел на нее, когда она проходила мимо, чтобы занять свое место, и в уголке его губ заиграла едва заметная насмешливая улыбка. Затем Уиниан кивнул ей.
– Госпожа, – произнес он. – Или мне следовало сказать «министр»? Можно ли одновременно быть госпожой и министром?
– Можно ли одновременно быть убийцей и жрецом? – парировала она. Гнев вспыхнул, распространяясь под ее кожей, словно пожар.
– Госпожа министр, – отозвался Уиниан, в показном ужасе прижимая к груди трепещущую ладонь. – Боюсь, вы имеете в виду меня.
Адер подавила готовый сорваться с губ ответ. Они говорили негромко, и тем не менее некоторые из собравшихся уже поворачивали головы, прислушиваясь. Необходимо было придерживаться формальной процедуры, а она не включала в себя перепалку с обвиняемым. Подобная перепалка была ниже достоинства имперского министра; кроме того, спустя несколько минут убийца ее отца предстанет перед правосудием, гораздо более беспощадным, чем любые колкости Адер. Она прикусила ноготь, потом вспомнила о своем положении и сотнях наблюдающих людей и заставила себя вновь положить руку на колено. В том, что Уиниан заплатит за свои преступления еще до завершения дня, она была уверена, и все же Адер провела достаточно времени за изучением истории, чтобы знать, что и аннурское правосудие, при всем его великолепии, порой могло ошибаться.
