– Я сказал ему все, что ему нужно знать, – возразил Талал спокойно, но твердо. – Мы можем и дальше тратить время на споры, а можем вернуться к плану действий.
Валин посмотрел ему прямо в глаза. Он чувствовал прямой вызов своему зарождающемуся авторитету, но другие крылья в скором времени окажутся в воздухе, и если он провалит свое первое задание в качестве командира крыла, это будет еще хуже.
– Мы поговорим об этом позже, – коротко произнес он и снова вернулся к карте. – Талал, ты пойдешь впереди. Будем надеяться, что того, на что ты будешь способен, окажется достаточно, если нас застанут врасплох. Гвенна следующая, в десяти шагах сзади. Я буду двигаться по лесу с правой стороны от ущелья. Лейт – по левому берегу. Анник, ты будешь в воде, на мелководье, чтобы иметь возможность стрелять. Если мы кого-нибудь спугнем, врежь ему глушилкой.
Снайперша молча кивнула.
– А вот и птичка, – заметила Гвенна, указывая через плечо.
Спустя мгновение Суант-ра уже приземлялась рядом в вихре, поднятом могучими крыльями.
* * *
Задание сразу пошло не так как надо. Река оказалась глубже, чем они предполагали, течение – слишком сильным. Крылу Валина пришлось выбраться из воды в густой кустарник, окаймлявший берега, и хотя у них были мечи, чтобы прорубать себе путь, задержка вышла ужасная. К тому же они подняли такой шум, что любой услышавший успел бы десять раз сбежать или напасть на них, по желанию. Крыло Юрла выбрало нападение.
Это была стандартная засада по схеме «крысоловка»: трое среди деревьев на высоком правом берегу, двое в воде прямо под ними. Лейт бросился в атаку прежде, чем Валин успел отдать команду к сбору, и одна из Герновых глушилок тотчас уложила его на месте. Валин распорядился, чтобы Гвенна создала дымовую завесу для прикрытия отступления, но та, осыпая его ругательствами, указала на то, что ветер дует в их сторону. Чем бы ни был колодец Талала, никакой видимой пользы от него не было, и не успела Анник выпустить первую стрелу, как что-то твердое и невидимое хрястнуло ее сбоку по голове, так что она полетела прямиком в мутную воду. В конце концов Валин решился на бессмысленную, жалкую атаку и ринулся вверх по руслу, но нарвался на светошумовую мину и оказался лежащим на спине в грязи. Сверху на него смотрело ухмыляющееся лицо Сами Юрла, в то время как сам он безуспешно пытался справиться с мельтешащими в глазах вспышками и звоном в ушах.
– Хорошая попытка, Малкениан, – протянул тот, сплевывая Валину в лицо комок слизи. – Должен признаться, я не удивлен тем, что ты умудрился прозевать нашу атаку, но меня действительно восхищает то, как мастерски ты это сделал. Знаешь, все эти годы, глядя, как вы работаете в паре с Лин, я думал, что умный среди вас двоих ты!
Юрл хохотнул.
– Забавно! Теперь выходит, что у нее была не только самая крутая попка на островах, но еще и мозги были на месте. – Он покачал головой в притворном огорчении. – Но ты ведь так и не сумел воспользоваться ни тем, ни другим, верно? А теперь она мертва. Какая жалость!
Ярость вскипела в Валине словно кислота; он забарахтался, пытаясь достать из-за плеча второй из двух клинков, но ботинок Юрла опустился ему на запястье, впечатав его в землю так, что кости, казалось, были готовы хрустнуть.
– Не стоит, – сказал он, и его лицо стало серьезным. – Не то чтобы мне совсем не хотелось тебя убивать, но это будет пятном на моем послужном списке. Все же ты командир крыла, как и я, – по крайней мере до тех пор, пока тебя не пришили.
Валин тщетно пытался придумать хоть что-то, что можно было бы сказать или сделать, чтобы выиграть время, но Юрл не дал ему такой возможности. Его клинок, описав крутую дугу, плашмя опустился на череп Валина, расколовшийся от боли, и небо вверху почернело.
30
Весна подходила к концу, дни становились все длиннее. Каден проводил их, ходя и бегая по горам – ночью и в течение дня, с повязкой на глазах и без нее, – лепя горшки в гончарной мастерской и рисуя; все это под бдительным оком Рампури Тана. С тех пор как нашли тело Серкана, подобных ужасных происшествий больше не было, однако монах настаивал на том, чтобы сопровождать своего ученика каждый раз, когда тот покидал монастырь, и то, что он всегда брал с собой свое странное копье-накцаль, не приносило Кадену большого утешения. По крайней мере, он чувствовал бы себя лучше, если бы умиал уделял меньше времени его избиению древком этого самого копья.
Его обучение, суровое с самого начала, дальше становилось только хуже; удары были жестче, время труда длиннее, перерывы на отдых короче. Удивительное дело, Каден со временем начал понимать, что во многих отношениях его умиал, по-видимому, знал его лучше, чем он сам – знал, как долго можно держать его в воде горного ручья, прежде чем он начнет тонуть, знал, сколько он сможет пробежать, прежде чем упадет, знал, насколько близко он может поднести руку к огню, чтобы плоть не обгорела. И с течением дней Каден обнаружил: несмотря на то, что его тело по-прежнему съеживалось в ожидании физических мучений, ум принимал их с растущим безразличием. Впрочем, он все равно испытал облегчение, когда ему выпало несколько часов, которые он мог провести наедине с собой.
Каменная келья, в которой он спал, была маленькой: в ней едва хватало места для тощего тростникового тюфяка, дощатого стола и нескольких крючков, чтобы вешать одежду. Гранитная поверхность стен и пола была холодной и шершавой. Тем не менее это было его собственное место, и когда он закрыл дверь в коридор, возникла иллюзия приватности и уединения. Каден уселся за стол, посмотрел во двор через узкое окошко, откупорил бутылочку с чернилами и взял перо.
«Отец», – написал он вверху страницы. Пройдут месяцы, прежде чем письмо доберется до Рассветного дворца, даже если ему удастся послать его с Блеримом Панно, когда тот отправится к Изгибу. Оттуда его должны будут переправить на корабле в Аннур. Любые сведения, которыми Каден захочет поделиться, безнадежно устареют к тому времени, как оно прибудет к месту назначения, и все же для него было важно написать его, даже несмотря на то, что сказать было практически нечего. Возможно, здесь сыграло роль суровое наставничество Тана или же трагические происшествия вокруг монастыря, но Каден ощущал, как будто некая важная часть его существа, некая нить, соединявшая его с прошлым, с семьей, с домом, оказалась туго натянутой, и что если он оставит ее без внимания слишком надолго, она может внезапно и неожиданно оборваться. Он помедлил, прежде чем вспомнил, что нужно вписать в обращение имя сестры.
Отец и Адер!
Прошу прощения за то, что так долго не писал вам. У нас здесь мало что происходит, однако забот хватает. Совсем недавно…
Прежде чем он успел закончить предложение, дверь с треском распахнулась. Каден вихрем развернулся, ища какое-нибудь оружие, однако это оказался всего лишь Патер, потный и задыхающийся в своем балахоне. Лицо малыша раскраснелось, глаза были широко распахнуты от возбуждения.
– Каден! – завопил он, пытаясь замедлить свое стремительное движение вдоль кельи. – Каден! Там люди, Каден! Незнакомые!
