Каден отложил перо. Посетители в монастыре появлялись нечасто, точнее исключительно редко. Разумеется, каждый год прибывал новый урожай новичков, но они приходили все вместе в один и тот же день, под предводительством Блерима Панно, который сопровождал их от Изгиба в горы. Иногда Панно приходил с запада, но этот путь был долгим и тяжелым – голая степь, перемежающаяся песками, где встречались одни лишь кочевые ургулы. В любом случае, Монаха Стертые Пятки не ждали в монастыре раньше следующего месяца; Каден начал свое письмо заблаговременно.
– Что за люди?
– Купцы, – защебетал парнишка. – Двое и с ними вьючный мул!
Каден сел прямо. Хин выращивали или делали вручную почти все, в чем испытывали нужду, а остальное выменивали осенью у ургулов. Тем не менее время от времени к ним забредали какие-нибудь торговцы, зачарованные слухами о баснословных сокровищах, сокрытых в стенах далекого северного монастыря, и ради них не побоявшиеся пути в несколько сотен лиг. Их разочарование, когда они обнаруживали скудный быт хинских монахов, было настолько очевидным, что Каден почти сочувствовал им. Было маловероятно, чтобы кто-то пустился в такое путешествие в это время года, однако, судя по всему, Патер видел прибывших собственными глазами.
– Где они? – спросил он.
– Они сейчас переодеваются, но придут в трапезную к ужину. Соберутся все монахи, и нам можно будет задавать вопросы! Нин сам сказал!
Малыш буквально прыгал от нетерпения, глядя, как Каден поднимается с места.
– Беги вперед, – сказал ему тот. – Посмотри, может, удастся еще раз на них глянуть. Я тебя догоню через пару минут.
Кивнув, Патер опрометью выскочил за дверь, оставив Кадена наедине с его неоконченным письмом.
«Купцы…» Эта мысль вызвала в нем большее волнение, чем можно было предполагать, – кажется, он уже почти забыл, что значит по-настоящему волноваться. Тем не менее прибывшие наверняка привезли новости из большого мира… Новости о его семье, понял вдруг Каден, скидывая с себя заляпанный грязью балахон и натягивая через голову другой, чистый. В монастыре не так часто случались посетители, и Нин наверняка захочет произвести благоприятное впечатление на этих людей, не пожалевших усилий, чтобы добраться сюда через весь Вашш.
– Можешь не беспокоиться, – раздался голос Рампури Тана.
Монах вошел в комнату без стука и остановился сразу за дверью. Взгляд его темных глаз был жестким. В руке он, как всегда, держал накцаль – хотя зачем ему понадобилось таскать эту штуку с собой внутри спального корпуса, можно было только гадать. Уж конечно, той твари, что убила Серкана, недостанет смелости, чтобы проникнуть в одно из главных зданий Ашк-лана!
Каден приостановился.
– Ты не пойдешь на вечерюю трапезу, – продолжал Тан. – Ты не будешь разговаривать с купцами. Ты не будешь даже приближаться к ним. Ты будешь сидеть подальше от посторонних глаз, в глиняном амбаре, до тех пор, пока они не уедут обратно.
Его слова обрушились на Кадена, словно пощечина.
– Но они могут пробыть здесь неделю, – осторожно заметил Каден. – Или больше.
– Значит, будешь сидеть в глиняном амбаре неделю. Или больше.
Старший монах окинул его внимательным взглядом и затем вышел так же внезапно, как и вошел, оставив Кадена с недозавязанной веревкой на поясе и выражением недоумения на лице.
Посетители были в монастыре настолько необычным развлечением, что по этому случаю всегда готовили торжественную трапезу – резали двух-трех коз, подавали большие подносы с тушеной репой, картошкой и морковью, и каждый получал по хрустящему ломтю теплого хлеба. Но еще более заманчивой, чем ужин, была беседа. Каждый монах мог задать гостям пару вопросов, узнать что-либо о мире, продолжавшем вращаться за стенами Ашк-лана. Богумир Новалк, разумеется, захочет поговорить о политике, как и сам Шьял Нин. Толстый Фирум Прумм, конечно же, начнет расспрашивать, что нового в Ченнери, на что у купцов найдется достаточно ответов, а также спросит о своей матери, на что они не смогут сказать ничего. Каден не мог припомнить ни единого случая, когда ученику было бы запрещено присутствовать на трапезе, если в монастырь приезжали гости.
– Одна лишь Эйе знает, чем я заслужил такое, – пробормотал он, – но надеюсь, Акйила Тан заставит чистить сортиры!
Стянув с плеч чистый балахон, Каден швырнул его на койку: вряд ли стоило пачкать хорошую одежду глиной. Быстро одевшись, он направился к выходу, где на него налетел Патер, опрометью вбежавший в комнату.
– Каден! – закричал мальчик, одновременно пытаясь выпутаться из его балахона и вытащить его за собой в коридор. – Каден, монахи уже почти все в трапезной! Нам надо спешить!
Подняв мальчишку с пола за подмышки, Каден поставил его на ноги и отряхнул с него пыль.
– Я знаю, – сказал он, стараясь не показать горечи. – Но я не могу туда пойти. Расскажешь мне потом, что они говорили, как выглядели. Ты ведь все запомнишь, правда?
Патер уставился на него, разинув рот.
– Запрещено? Каден, да ведь никто даже не знает, кто они такие! Мы обязательно должны на них посмотреть!
Это было так похоже на Патера – такой мгновенный переход от «я» к «мы», – что Каден помимо воли улыбнулся.
– Тан отправил меня в глиняный амбар полировать горшки. Он сразу заметит, если я окажусь хотя бы поблизости от трапезной. Давай, беги сам.
Патер затряс головой с такой силой, что казалось, будто она вот-вот отвалится.
– Я же не говорю идти в трапезную!
– Но ведь купцы там?
Мальчишка засиял, явно радуясь тому, что может помочь товарищу:
– Мы пойдем в голубятню!
Лицо Кадена медленно расплылось в улыбке. Голубятня! Один лишь Патер мог вспомнить про их старое убежище.
Гранитная порода, из которой состояли горные утесы, была настолько твердой, что не поддавалась раскалыванию или разработке, так что монахи хин были вынуждены брать для строительства попадающиеся обломки – отслоившиеся пластины и маленькие неровные валуны. Учитывая, каких трудов это стоило, монахи стремились максимально использовать уже имеющиеся здания. Поэтому, когда много лет назад какой-то давно усопший брат решил построить голубятню, он пристроил ее к задней стене трапезной, тем самым избавив себя от необходимости возводить четвертую стену. Еще в первые годы своего пребывания в монастыре Каден с Акйилом раскрыли истинную ценность голубятни: это было укромное местечко, где они могли скрываться от суровых глаз своих умиалов. Когда они выросли и перестали помещаться в своем детском убежище, друзья передали секрет Патеру. Теперь Каден не мог не улыбнуться при мысли о том, что малыш напомнил ему о его собственном потайном месте.
– Там сзади есть кто-нибудь? – спросил он. – Кто-нибудь может нас увидеть?
Патер снова отчаянно замотал головой.
– Они все спереди, надеются задать купцам пару вопросов до того, как начнется трапеза.
