— Причина есть, — сказал Олег негромко.
— Какая?
— Очень важная, — ответил Олег. Подумал и добавил
со вздохом: — Даже более чем важная. Нам просто некуда больше ехать.
В поле мужчины шли с косами в руках через золотое поле пшеницы.
Женщины вязали снопы, одна под скирдой кормила грудью ребенка. По дороге
изредка попадались телеги. Иногда из леса везли уже отесанные стволы, но чаще
повозки были нагружены глиняными горшками, кувшинами, полотном, мешками с
зерном, а то уже и мукой.
Скиф мрачнел, отводил взгляд. Олег посматривал по сторонам с
удовольствием, морщины на лбу разгладились, а горькая складка у губ исчезла
вовсе.
Когда они догнали одну телегу, Олег поинтересовал-ся у
возчика, как короче добраться до города Гелона.
Селянин, худой, но явно не голодающий человек, если судить
по новенькой одежде и дорогим сапогам, сказал словоохотливо:
— А вот прямо по этой дороге! Потом она свернет вправо,
так вот по ней и надо. Дня через три-четыре, если у вас добрые кони, окажетесь
прямо перед вратами!
— Ого, — вырвалось у Скифа. — Неужто Гелония
так велика ?
А Олег указал на заросшую травой тропу, мимо которой как раз
проезжали:
— А эта? Разве не короче? Селянин нахмурился:
— Ну короче...
— Дня на два, не так ли? Селянин покачал головой:
— Вы неплохие ребята, хоть и с топорами. Вот что я вам
скажу... По той дороге вам не стоит!
— Почему?
— Худая дорога, — ответил селянин и сделал
щепоткой отгоняющий жест.
— Разбойники? — спросил Скиф надменно. Он пощупал
рукоять топора. — Сколько их?
Селянин покачал головой:
— Если бы!.. Разбойники бедных не грабят. Даже иногда
бросят монету-другую... если, конечно, скажешь им про богатый караван или
толстого купца поблизости.
— А что же там?
— Башня, — ответил селянин шепотом. Он вздрогнул
над головой пронеслась стайка мелких птиц, побледнел, прикрикнул на коней: —
Но, дохлые!.. Совсем заснули. Простите, ребята, заговорился я с вами... А мне
еще ехать и ехать.
Он отвернулся, все внимание отдавал теперь коням, что делали
вид, будто не слышали его окриков.
Скиф придержал коня, на мужественном лице проступило
выражение, которое Олег назвал бы страхом.
— Ну что? — спросил Скиф с надеждой. —
Объедем?
Олег подумал, поколебался, вспомнил старика в горах, его
рассказы про магический дождь, покачал головой: — Тебе что, так уж в Гелон не
хочется? Окольные дороги заводят далеко.
— А прямые бывают самыми длинными, — возразил
Скиф.
— А как же насчет прямой дороги мужчин? — спросил
Олег.
— А кто сказал, что мужчина — обязательно дурак? —
ответил вопросом на вопрос Скиф. — Явно же этот мужик говорил о башне
колдуна. Причем очень сильного. Только они селятся в башнях! Им не надо слуг,
они даже еду добывают гнусным колдовством!
Он разгорячился, глаза горели ненавистью, бешенством, щеки
раскраснелись.
Олег подумал, сказал нерешительно:
— Я человек не рисковый. Очень даже! Но сейчас, кака
мне кажется, можем поехать прямо.
Скиф предостерег:
— Колдуны очень не любят, когда кто-то появляется
поблизости без их зова.
— Никто не любит, — ответил Олег. — Терпят.
— Но колдуны не терпят, — возразил Скиф. — А
кто станет терпеть, если можно метнуть громовую стрелу за пару верст и не
промахнуться, даже если бросит в муху?
Сердце Олега сжалось. Было такое, он тоже кидал. И деревья
вырывал с корнями, и горами тряс, и всю землю облетал в магическом вихре.
Бездумно таскал лучшую еду из кухонь богатых властителей стран, даже лицемерно
корил себя, мол, нехорошо поступает, но сейчас так голо и одиноко без этой
могучей силы!..
— Рискнем, — повторил он. — Что-то мне
кажется, в нас ничем не швырнут. — А если кинут, мелькнула трусливенькая
мысль, то значит, магия вернулась. А это значит, что и я смогу метнуть в ответ
такое... что всю башню разнесет в щебёнку. Если успею, конечно.
Был поздний вечер, солнце уже почти опустилось за темный
иззубренный край, когда они увидели башню. Возможно, колдун как раз и строил с
таким расчетом, чтобы замечали издалека и обходили стороной. Высокая, сложенная
из массивных глыб темного гранита, она поднималась выше самых высоких сосен,
что тянулись к солнцу поодаль.
У подножия черной башни зеленая сочная трава, красные маки.
Не видать и следа каменоломен, глыбы либо тащили издалека, либо колдун создал
их прямо на месте. И силой заклятий заставил сложиться в высокую и несокрушимую
башню, сотворил узкие зарешеченные окна, выровнял наверху зубчики и даже поднял
трепещущий на ветру прапорец.
Трава мягко шелестела под конскими копытами. Вскоре кони по
самое брюхо блестели в светло-зеленоватом соке мясистых сочных растений.
Попадались родники, из-под копыт часто выпархивали неторопливые жирные птицы,
видели толстых, как кабаны, зайцев.
Скиф завистливо вздохнул. Здесь бы разместилось немалое
племя, это же счастье для коней, когда столько сочной травы, это счастье и для
людей, ибо сочная трава — это здоровые, сильные кони, а сильные кони — это все!
Олег краем глаза посматривал на угрюмую башню. Сердце
тревожно дергалось, сжималось в страхе. А если все же колдун каким-то образом
сохранил свою мощь? Как гадко чувствовать себя беспомощным! Особенно тому, кто
уже вкусил хмелящее чувство силы. Чувство безнаказанности, что едва не накрыло
с головой, подобно океанской волне... Как он вынырнул, непонятно. Что за искру
вложил Род в души людей, если та заставляет тянуться за непонятным, топча
ногами очевидные блага? И немалые порой, очень немалые... А в его случае так и
вообще...
Он стряхнул с себя тягостные мысли; сказал коротко:
— Вон там с десяток деревьев. Там явно родник.... Место
для ночлега!
Скиф вяло оглянулся на темнеющий силуэт башни:
— Стоит ли? Я готов ехать и ночью. Пусть под луной; но
только подальше от этого места.
— Ты готов, а кони не готовы, — буркнул Олег. Он
спрыгнул с коня, расседлал, пустил пастись, не стреноживая.
Держался он надменно, спину держал прямее, чем обычно, и
Скифу почудилось, что волхв не такой уж и каменный, как выглядит. А сейчас в
каждом движении заметно... если бы он был воином, то Скиф назвал бы это вызовом
тому колдуну, что засел в башне. Вот, мол, мы расположились на твоих землях.
Вот пьем из твоих родников чуть ли не прямо перед башней. Наши кони топчут твою
траву, мы разведем костер, что будет тебя раздражать и тревожить...
— Ладно, — сказал Скиф сдавленным голосом. —
Я не знаю, с чего ты вдруг стал таким храбрым.
