— Помоги... — прохрипел Скиф. — Да не мне,
ему... Олег, ускоряя шаг, подбежал к всаднику. Тут рухнул с коня ему на руки.
Олег опустил на землю, конь испуганно отбежал. Плечо и спину молодого мужчины
исполосовали страшные глубокие раны. Кровь течет широкими струйками.
— Лежи тихо, — предупредил Олег. — Будешь
дергаться, руда выбежит раньше, чем успею...
— Спаси... бо...
— Спасибо в постель не положишь.
Скиф, сам шатаясь, но быстро приходя в себя, двинулся к ним
по качающейся земле. Раздался сухой треск, Олег разодрал роскошный красный плащ
на длинные узкие полосы. Вдвоем быстро перевязали раны храбреца, затянули узлы.
— Ты кто? — спросил Скиф. И, не дожидаясь ответа,
похвалил: — Молодец, ты дрался с ним хорошо.
Олег поморщился, но глазами показал Скифу, что давай, хвали
этого дурака еще. У тех, кто считает себя героем, раны заживают лучше.
Воин прошептал бледными губами:
— Пруг... Меня зовут Пруг... Отвезите к Овиду,
награда...
— За твою голову? — поинтересовался Скиф.
— Овид... мой отец...
Олег сказал успокаивающе:
— Конечно, отвезем. Если это недалеко.
— Это... недалеко. Сверните направо... там за рощей
дорога...
Он умолк, голова запрокинулась. Скиф решил, что храбрец
помер, пощупал сердце, еще бьется, хоть и едва-едва.
— Что будем делать?
Олег посмотрел на раненого, на дракона, снова на раненого.
Скиф видел сильнейшее желание оставить его рядом с убитым драконом: выживет так
выживет, однако после паузы Олег сказал с неохотой:
— Ладно, давай на ту дорогу. Но если далеко, оставим
парня в первом же селении.
Раненый не соврал: едва миновали рощу, впереди раскинулся
настоящий город. По дороге медленно тащились тяжело груженные подводы. Один
возница сонно вскинул голову, всмотрелся подслеповатыми глазами. На лице
проступило вялое изумление.
— Гляди ты, — сказал он довольно. — Это, ж
Пруг... Наконец-то его кто-то отделал! Олег крикнул с высоты седла:
— Где его родные? Возница удивился:
— Да кто ж их не знает? Самая большая хата... Самая
большая хата оказалась массивным дворцом, к тому же на холме. На воротах
стража, но Олега со Скифом пропустили сразу же, едва заприметили перевязанного
Пруга. Вскоре набежали лекаря, Пруга переложили на тележку, увезли, а Скифа и
Олега пригласили к правителю.
Скиф ожидал, что их отведут в огромный зал, где пируют
герои, где ручьями льется вино, гремят боевые песни а отважные воины
рассказывают о великих битвах, однако их повели вдоль стены по ту сторону
дворца-крепости. Там, под заходящим солнцем, блистал свежеструганными досками
помост, туда вели добротные ступеньки покрытые ярко-красным ковром.
На помосте кресло, в кресле седоголовый мужчина с довольным
жизнерадостным лицом, вокруг него молодые женщины, тоже веселые и шаловливые, а
во дворе можно оглохнуть от звона мечей и стука щитов: молодые воины показывают
удаль в учебных боях.
Сопровождающий подбежал к правителю, Олег видел, как тот
сразу вперил взгляд в пришельцев, но слушал внимательно, а когда тот закончил,
встал и сбросил с плеч красную мантию, похожую на плащ молодого Пруга.
Звон мечей затих, там почтительно наблюдали, как Овид
величественно спускается к пришельцам. Олег обнаружил, что они одного роста,
чему Овид тоже слегка удивился. Руки его были сильные, крепкие, а когда сдавил
плечи Олега, тот ощутил, что в пальцах правителя сила нешуточная.
— Спасибо, — сказал Овид густым медвежьим
голосом, — что вовремя подоспели... Мой дурак больно храбрый, во все драки
влезает... ему бы только повзрослеть малость! Чтоб и храбрость осталась, но и
ума прибавилось...
Скиф покосился на молодых девушек, все рассматривают его
внимательно, улыбаются, строят глазки, возразил горячо:
— Он дрался отважно!.. Я жалею, что мы не захватили с
собой голову дракона, но ваш сын был ранен серьёзно, мы спешили...
Овид кивнул, взглянул на Олега внимательнее, помедлил,
сказал уже осторожнее:
— Ты не похож на воина. Но мне чудится, воинам с тобой
лучше не встречаться на узком мостике.
— Я мирный человек, — возразил Олег. — Почти
всегда.
— Ага, знаю я эти «почти». Ладно, твой друг, вижу по
глазам, не понимает, почему мы не пируем, почему не слышно похвальбы о боевых
победах... Тхор! Вели накрыть столы в малом зале!
Тучный мужчина выдвинулся из-за девушек, спросил обреченно:
— Опять пир?
— Не опять, — сказал Овид наставительно, — а
снова!
Скиф с сожалением оглянулся на девушек, им нет места на
мужских пирах, двинулся за распорядителем.
Пир был как пир: три стола в зале, еще один на возвышении,
для Овида и его близких. В число близких он пригласил Олега и Скифа, из
приближенных остался только толстячок Тхор, Овид его назвал управителем.
По всему залу зажгли множество светильников. Огромные,
массивные, медные в виде голов драконов, где огни вырываются из разинутых
пастей, они окружали весь зал, даже с потолка свешиваются на металлических
цепях. В ярко освещенном зале ярче блистает медь посуды, пряжки и бляхи на
одежде, а хмурые лица кажутся веселыми. Да и нет здесь хмурых лиц. Даже с лица
Овида исчезли следы озабоченности, когда к нему подошел один из лекарей и
что-то пошептал на ухо.
Скиф понял, что с наследником црестола все обошлось, а раны
хоть и глубокие, но неопасные.
На стол подавали жареное, печеное, тушеное — Овид явно любит
поесть и знает в этом толк. Под дальней стеной возвышается громадная печь: судя
по заслонке, там пекут целиком быков, а по всем четырем углам зала жарко
полыхают очаги. На вертелах жарят гусей, лебедей, молодых поросят, и все это
сразу с пылу и жару да прямо на столы!
На глазах изумленного Скифа заслонку печи откинули оттуда
хлынула волна сухого жара, а целый отряд слуг на огромном подносе с длинной
ручкой толщиной с бревно вытащили, кряхтя и постанывая от натуги, целиком запеченного
быка.
В разгар пира в дверях появился ярко одетый придворный,
провозгласил:
— Из земель Славии прибыли знаменитые певцы Муншир,
Пенк и Рибопляс!.. Их отпустили, наградив великими дарами!
В зал вошли трое молодых парней. Одетые чересчур ярко, Скиф
их сразу невзлюбил, с длинными грязными волосами, что падают до середины спины,
лица пухлые, капризные, в глазах снисходительная наглость.
Скиф посмотрел на Овида, изумился, как быстро может
превратиться добродушное лицо в почти звериную морду. Сперва прилила густая
кровь, признак гнева, затем разом отлила, как бывает только в минуты сильнейшей
ярости, ноздри хищно раздулись и затрепетали.
