Тишина стояла гробовая. Хакаме показалось, что все
превратились в камень, даже перестали дышать. Хакама встала, прошлась
взад-вперед, нарочито концентрируя внимание на себе, своей фигуре, своих
жестах.
Остановилась резко посредине помещения, а когда заговорила
негромко, в ее голосе звучала страшная, не человеческая сила:
— Дорогие друзья!.. Не надо прикидываться... не надо
недооценивать друг друга. Я думаю даже, что любой из нас сильнее этого
Богоборца уже потому, что у нас есть вещи, накопившие магию. У кого-то это
скатерть, что в состоянии создать самые изысканные блюда, у кого-то сапоги, в
которых можно пробежать за одну ночь от края земли и до края, у кого-то
зачарованные доспехи... Я же вижу, что даже сейчас у кого-то кольцо мощи, у
кого-то амулет, у кого-то одежда... Все мы держим в тайне, у кого что есть...
это прекрасно!
Ковакко сказал зло:
— Хакама! Не надо нас утешать.
— Это не утешение, — живо возразила она,
— Но это крохи! — сказал он еще злее. — А мы
пове-левали стихиями!
— Богоборец тряс горами, — напомнила она. —
Забыл? А теперь он бессилен, как и мы. Но у нас есть то, чего нет у него. Он не
собирал эти дивные вещи, что накапливали магическую силу! А мы... Эта потеря
магии дает нам возможность многое изменить. Ковакко буркнул:
— Знать бы!.. Этих безделушек можно было набрать куда
больше. Магия в них хранится, пока не пользуемся. А так надолго ли хватит?
— Да пусть хоть на один-два раза, и то бесконечно много
в мире без магии! Конечно, если бы знали... К счастью, каждый из нас знает, что
из волшебного есть у него, но никто не знает, что есть у других. Повторяю, к
счастью, иначе мы бы уже передрались, и тот, у кого оружие сильнее, уже
захватил бы власть над всем миром. Повторяю, никто не уверен, что даже с
зачарованными доспехами не наткнется на зачарованный меч в руке другого,
который расколет эти доспехи, как гнилой орех... Но и обладатель меча не
уверен, что его меч не наткнется на щит... или кольцо, браслет, амулет, что
вдруг да отшвырнёт меч обратно и снесет голову владельцу... Я рада потому, что
так мы сохраняем равновесие. Да, это равновесие страха! Но страх — основа
уважения. И вот на этом уважительном отношении друг к другу мы и можем создать
Совет Семерых... или Шестерых, да-да, создать заново! Совсем на других основах.
Нам Богоборец обещал власть над всем миром... Но я хочу, чтобы эта власть была
безграничной! Нелепо, когда мы, сильнейшие чародеи, подлинные властелины мира,
живем со связанными руками. И понятно было бы, если бы руки нам связал более
сильный противник или правитель! Но быть связанной какими-то обетами,
ритуалами, клятвами, обязательствами, надуманным долгом?
Она раскраснелась, голос ее звенел и прерывался. Россоха
смотрел исподлобья. Хакама показалась впервые страшной. Не сразу понял почему.
Впервые Хакама говорила искренне.
Глава 23
По синему небу двигался темный ком туго скатанной тучки.
Олег и Скиф не обращали на него внимания, как вдруг над головой загремело, на
головы и плечи обрушился ледяной дождь, по голове больно застучали градины.
Косая стена ливня пригнула траву. Мир разом наполнился
ровным мощным шорохом падающей с неба воды. Белые комочки перешибали стебли, а
выемки и колдобины быстро наполнялись белыми комьями.
Скиф ликующе заорал, Олег взглянул вверх, тучка
раздвинулась, словно развернулась, но все равно дальше небо синее, солнце
светит ярко, а крупные капли дождя блестят как жемчужины. — За
мной! — крикнул он.
Конь пошел таким стремительным галопом, что копыта едва
касались земли. Едва заметная за стеной ливня гора начала вырастать. Конь без
понуканий влетел под каменный навес, отряхнулся, как пес, едва не сбросив
всадника.
Олег расседлал мокрого зверя и отпустил пастись. Скиф
спрыгнул, с мечом в руке вступил в глубину первой попавшейся пещеры,
осмотрелся. Гора, как положено старой и одинокой горе, изъедена норами
добытчиков камня, как трухлявый пень муравьями. Здесь поместилось бы до
полусотни человек, пол вытерт до блеска множе-ством ног, а под стеной напротив
— алтарь дивной работы дивных мастеров. В стене зияет красным выдолбленная
ниша, там все еще полыхает огонь. Ниша сверху и с боков отделана металлом с
изображением ужасных зверей, на которых нельзя смотреть без душевного трепета.
Там черепа, что с лютой злобой взирают пустыми глазницами, в которых, однако,
неожиданно вспыхивают зловещие багровые огни, там угловатые кости, наконечники
копий, белые длинные зубы...
В самой пещере из свода выступает тело ужасного злобного
бога, рот оскален в дикой ярости, зубы блестят в выпуклых глазах лютая злоба,
красные крылья распростерты на весь свод.
Металлическая окантовка алтаря-пещеры сделана в виде
распахнутой пасти. Снизу и сверху торчат оскаленные зубы из блестящего металла,
пламя бросает на них блики, а устрашенному Скифу почудилось, что по зубам
стекает кровь.
Олег со вздохом стащил сапоги, хладнокровно поставил перед
горящими углями.
Скиф вскрикнул:
— Ты что? Бог не примет такую жертву! Олег вскинул
брови:
— Какую жертву? Ты это брось!.. Щас, отдам я
неизвестному богу единственные сапоги! Разбежался.
— Но...
— Никаких «но». В мокрых сапогах пусть совсем уж
обезумевшие менжнуны ходят. А я хоть и мудрец, но не настолько же!
— Да кто тебя знает, — сказал Скиф с
неуверенностью. — Это мы, воины, простые и понятные люди. А от вас, умных,
непонятно, чего ждать...
Олег молча выкладывал из седельной сумы хлеб, сыр, ломти
холодного мяса. Скиф прав, простые люди предсказуемы. Непредсказуемы только
непростые. И непонятно, что хуже.
Полоса ливня унеслась дальше со скоростью скачуще-го коня.
Воздух очистился, стала видна ранее спрятанная в дрожащем мареве граница неба с
землей.
Все обрело четкость, серая зелень превратилась в изумрудную,
заблистала чистотой и свежестью. Кони шли шагом, Скиф с завистью посматривал по
сторонам. По обе стороны широкой дороги тянутся и тянутся золотые пшеничные
поля. Легкий ветерок покачивает стебли с тяжелыми гроздьями зерен. Селяне без
страха смотрят на проезжающих всадников, а когда дети выбегали на дорогу, с
удивлением рассматривая огромных всадников на огромных конях, их матери даже не
звали испуганно обратно, словно в этом мире не существует обид.
Рабочие лошади блестят ухоженной кожей, все сытые, телеги,
на придирчивый взгляд Скифа, как одна исправные, добротные, а селяне выглядят
довольными, одеты хорошо, девушки упитанные и краснощекие, и в движениях
работающих мужчин чувствуется нерастраченная сила.
— Это Гелония, — повторял Олег задумчиво. В
зелёных глазах волхва Скиф видел сильнейшее смущение и растерянность. —
Это Гелония... до которой у нас руки не доходили... Просто никогда не было
надобности.
