— Да и вообще с птицами, — заметила она игриво.
— Да, — согласился он. — Но у орлов глаза
лучше. Из-под облаков видят каждую мышь на земле!.. Разве не дивно?
— Я давно думала, — сказала она
доверительно, — а не владеют ли некоторые животные магией? Как думаешь?
— Не знаю, — ответил он. — Хотя меня бы это
не удивило. Я так и не пойму, почему совы летают совершенно бесшумно, а летучие
мыши в полной тьме не натыкаются на стены... Ладно, ты хотела увидеть Ковакко,
ты его увидела.
Хакама сказала торопливо:
— Погоди, не уходи! Думаешь, почему я тебя пригласила
последним? Чтобы остаться наедине. Нам нужно поговорить, Россоха. Что бы мы ни
говорили, ни делали, но очень многое зависит от тебя. Ты самый мудрый и
уравновешенный, потому мне особенно важно именно твое мнение. И то, что ты с
нами, очень важно. Понимаешь?.. Мы сейчас поужинаем, этот разговор и меня
утомил, а потом мы с тобой посмотрим, в самом ли деле Агафирс готов двинуть
войска на Гелонию...
Россоха буркнул с неприязнью:
— Конечно, двинет. Он спит и видит, как захватит
Гелонию. А потом пойдет покорять весь мир!
— Да, знаю. Но Миш... Меня беспокоит Миш. Какая-то она
стала странная, не находишь?
— Нет, — отрезал Россоха. — И Миш, и Колоксай
повзрослели — вот что нахожу! По-моему, они готовы просить друг у друга
прощения. Они хотят этого, они ищут повод... и возможность! Каждый считает себя
неправым. По-моему, это самое редкое, прекрасное и нужное сейчас чувство...
Тонкие брови Хакамы сошлись на переносице. Взгляд прошел
сквозь зеркало, а голос стал холодным и отстранённым:
— Нет, это нехорошее чувство. Нам нужно, чтобы она
ненавидела его по-прежнему. Если не его самого, то его сына, этого яростного
Скифа.
Россоха проглотил слова, что уже срывались с языка. Сердце
стиснуло недоброе чувство. Почему он, самый мягкий и добрый, остался здесь, с
самым безжалостным из существ, которых когда-либо порождала земля?
Хакама, не дожидаясь или не доверяя Миш, сама отправила к Агафирсу
гонца. И тотчас же огромная армия пришла в движение. В отличие от сил Гелонии,
армия Агафирса вся из конницы, прекрасно вооружённой, быстрой и маневренной
конницы, что может стремительно наступать и лавой, и откатывать по единому
сигналу трубы, и замирать на месте, и совершать сложные манёвры охватов,
перестроений.
Через глаза парящих в небе орлов Хакама и Россоха смотрели,
как огромная масса конного войска двинулась в сторону Гелонии. Даже в этом
беспечном продвижении через свои земли бесформенная масса время от времени то
собиралась клином, то разбивалась на ровные квадраты, то выпускала справа и
слева отряды особо легких конников, готовясь к будущим схваткам.
Хакама сказала с восторгом:
— Я еще никогда не видела такой слаженной силы! Они
сметут Гелонию... и, не заметив, пойдут дальше.
Россоха сказал сухо:
— Коннице не по зубам крепости.
— Конница, — повторила Хакама насмешливо, —
кто говорит о коннице?
Россоха насторожился :
— А что еще?
— Агафирс не обойдется без нашей помощи, —
объяснила Хакама. — Там ведь не один жалкий Скиф, с которым справится сам
Агафирс. Увы, там Богоборец! Значит, придется вступить и нам. Со всей нашей
мощью.
Россоха испугался:
— Ты... всерьез? Хочешь, чтоб мы поехали с этими
варварами?
— Не обязательно, — расхохоталась Хакама. —
Можем прибыть на день-другой позже. Когда конница Агафирса захватит всю
Гелонию. И конечно же окружит сам город Гелон так, что мышь не выскользнет. Мы
ударим не раньше, пока не убедимся, что Богоборец там.
Россоха покачал головой:
— Я не стану.
— Но ты же обещал!
— Я обещал выступить... с требованиями к Богоборцу. Мне
не нравится его молодость, не нравится его горячность и его дерганье из стороны
в сторону, когда решаем что-то важное. Он сам уверен, что поступает
рассудительно, но мы-то знаем, что даже если он в сравнении со своими
одногодками — степенный и рассудительный, то в сравнении с нами — драчливый
юнец. А юнец руководствуется презренными чувствами, будь это зов плоти или зов
сердца — все едино это презренно в сравнении с зовом чистого разума!.. Если ему
это изложить достаточно убедительно...
Хакама презрительно фыркнула:
— Сам же говоришь, он не приемлет доводов разума!
— ...а эти доводы сделать еще более убедительными,
приведя армию Агафирса, и, главное, если он увидит, что мы все исполнены
решимости... Олег не чудовище, он же всегда хотел, чтобы было всем лучше! Если
он увидит, что мы против, он... отступится. Навсегда! Он даст слово, что
никогда больше не будет вмешиваться в деятельность Семерых... уже Шестерых
Тайных. И он свое слово сдержит, несмотря на то что он все же умный.
Хакама некоторое время смотрела на него с непроницаемым
лицом. Россоха походил на взъерошенного сердитого воробья. Слабо улыбнулась и
произнесла мягко:
— Да-да, ты прав. Ты совершенно прав! Именно так мы и
сделаем. Подступим к стенам города, возьмем в плотное кольцо и потребуем от
Богоборца отречения от управления Советом Семерых. Навсегда.
— Ну вот, — сказал Россоха, но облегчения не
ощутил от своей неожиданно быстрой победы. Что-то Хакама согласилась чересчур
быстро. — Вот так будет лучше...
Хакама улыбнулась и попросила мягко:
— Пожалуйста, взгляника на горы. Я слыхала про странное
племя, в котором сумели приручить драконов.
Дивное знамение видели гелоны на небе: край солнца потемнел,
а потом вовсе пропал, словно его выгрызла неведомая сила. Некоторое время на
земле были сумерки не сумерки, а нечто странное творилось в глазах людей,
словно белый свет малость померк. Но и потом, когда солнце вернулось в солнце,
уже на закате оно стало похожим на очень старую чугунную сковороду, забытую на
огне, раскалившуюся до вишневого цвета, вот-вот лопнет, вот-вот разлетится на
части...
Старые люди перешептывались, что это к большой беде. Нашлись
странники, которые видели, как с неба падали бездыханные птицы, так бывает в
лютые морозы, но чтоб такое свершилось в середине лета? На самом небе облака
двигались не простые, а все либо как скачущие кони, либо в виде белых драконов,
которые, как известно, самые злые, а то и можно было усмотреть, как медленно
надвигаются осадные башни, которые сокрушат стены города. И хотя облака вскоре
менялись в простых овечек, но умным достаточно только намекнуть...
Однако Гедония, вопреки опасению Скифа, к близкому вторжению
агафирсов отнеслась без страха. Даже с каким-то веселым озлоблением. То ли люди
забыли, что война — это не только победные крики и скачка на боевых конях под
звон труб, но едва сотники отправились в села и веси, оттуда потянулись веселые
и оживленные отряды молодых мужчин.
