Он кривился от стыда и унижения, постанывал, полз,
прижимаясь к земле и прячась за камнями, обламывая ногти, а они подходили со
всех сторон уверенные, перекликались негромко, но тем зловещее грохочут и
скрипят отодвигаемые ими глыбы. Проверяют каждую мышиную норку, уж наслышаны,
что он бывал в разных передрягах, как-то ему везло, хоть на последнем
издыхании, но выползал живым, в то время как его противники уже не выползали...
— Вылезай! — приговаривал вполне человеческий
голос. — Поговорим... Может быть, ты нас убедишь в своей правоте...
Голос звучал настолько ровно, что на миг в самом деле
мелькнула сумасшедшая мысль. А что, если выйти? Если начнет говорить, то они
будут отвечать, а там либо удастся их заговорить, переубедить, либо наконец-то
услышат стражи на стенах, в ночи голоса разносятся далеко...
Камни затрещали совсем близко, шагах в трех. Звук был таков,
словно край гранитной плиты застрял, но великан продолжал поднимать, плита
лопнула с сухим треском, мелкие осколки камня со свистом пронеслись над
головой.
Эти разговаривать не будут, мелькнула отчаянная мысль. Они
посланы убить. И убьют сразу, как убивают насекомых.
Он рывком приник к земле, показалось, что в выси совсем
близко пролетела проклятая сова. В щеку больно кольнул острый камешек. Издалека
донесся вопль:
— Я его вижу!.. Он в самой середке!.. Идёте
правильно!.. Сейчас его обнаружите!
Ярость и отчаяние скрутили его с такой силой, что в глазах
помутилось. В щеку кольнуло острее, он прижимался к земле и прижимался,
понимая, что надо бы вскочить, бежать, сопротивляться, нельзя же так, как
овца... но тело расслабилось, растеклось, затем стегнуло такой острой болью,
что он задохнулся, вскрикнул, запоздало понимая, что обнаруживает себя.
Темные фигуры выросли, казалось, со всех сторон. Заорали
торжествующе, он видел, как к нему потянулись длинные узловатые руки...
почему-то очень медленно, словно тянули за собой нити клея. Он наконец вскочил,
метнулся инстинктивно вверх, его хватали, он вырывался, кричал, дрался,
наконец-то обнаружив, что это вовсе не великаны, а обыкновенные люди, это в
темноте все кажется крупнее и страшнее... голос его был хриплым и страшным, а
потом внезапно все оказалось внизу.
Его взметнуло резко вверх, холодный воздух обрушился сверху,
как падающий свод, а он проламывался через эту плотную стену. В сторону
метнулось небольшое круглое тело с мелкими крыльями. Он инстинктивно щелкнул
пастью, ощутил во рту теплое и солоноватое, во все стороны полетели перья.
Сова, мелькнула горячечная мысль. Та, через глаза которой
следили за мной. А я, значит...
Глаза его уродливой головы снова оказались по бокам,
неудобно... а с другой стороны, обзор больше. Сердце колотится отчаянно, во
всем теле жар... который кажется таким естественным. Вряд ли рыба смогла бы
летать, а он совсем не рыба... хотя и не совсем птица...
Поднимался все выше и выше, наконец растопырил крылья,
застыл в воздухе. Его слегка покачивало, ночью воздушные потоки от земли
намного слабее, он постоянно опускается, но с этой высоты мир с овчинку, всю
Гелонию закроет одной растопыренной лапой... когти-то какие, когти!.. а сам
город так и вовсе можно рассмотреть только как сверкающую во тьме искорку.
Его все еще трясло, но не было того дикого страха как тогда,
в первые разы. Весь страх истратил, пока дрожал и прятался.
Здесь, наверху, он видел отчетливо свои лапы и крылья. Здесь
почти день, из-за горизонта бьют оранжевые лучи, оттуда из-за края вот-вот
начнет высовываться этот оранжевый слепящий шар, но внизу черно, там глубокая
ночь, там еще не зрят этого великолепия...
Он сложил крылья, воздух засвистел, чернота медлен-но
разрасталась, расступалась в стороны, а оранжевые лучи втянулись обратно за
край неба, как рожки пугли-вого равлика. Да, внизу ночь, это он поднялся
слишком высоко и успел заглянуть в будущий день!
В лагере агафирсов тихо, спят все, кроме вартовых. Весь
лагерь окружен высоким валом, за ним затаились недремлющие стражи, а перед
валом еще и глубокий ров, в его дно тоже могли вбить острые колья. Так, на
всякий случай. Гелоны не нападут, но дисциплину держать надо. И чтобы все
привыкли, что в любом походе, даже когда противник за десять конных переходов,
лагерь надо окружать рвом и валом. Даже когда падаешь от усталости. Лучше
потерять пару часов сна, чем жизнь. Все верно, такое придумал словно такой же,
как и он, осторожный и ничего не упускающий из виду. По крайней мере,
старающийся не упускать.
Широкие крылья несли бесшумно, он скользил как тень, небо
хоть и чистое, но половина луны еще не вылезла из-за темного, как
матереубийство, края земли. Правда, в самом лагере через равные промежутки
горят костры. Просто если враг да нападет, чтобы проснувшиеся воины сразу
ориентировались где и что, а своих отличали от чужих.
Самое свободное место оказалось, на его взгляд, в середине
лагеря. Здесь три шатра, чуткие уши уловили в одном гул мужских голосов, в
другом тихо, безжизненно, а в третьем чувствуется движение, неясные шорохи.
Шумный, ясно, это Агафирс, явно с полководцами планирует битву, но в котором из
шатров Хакама? Где остальные чародеи?
Перед шатром шагах в пяти костер, трое дремлющих стражей.
Все не выпускают из рук оружия, а у одного рядом на земле лук с натянутой на
рога тетивой. И стрелы, высыпанные веером прямо на землю.
Желудок Олега сжался, а крылья напряглись, готовясь сильными
взмахами послать тело выше, долой от опасности. Он сцепил челюсти, паника бьет
в мозг огненными толчками, мышцы сводит судорогой, заставил себя раскинуть
крылья шире и пройти плавно по кругу, затем поднялся выше, снова пошел по
широкой дуге.
Достаточно любому из стражей вскинуть голову, его огромные
крылья не заметить трудно. А тому, у которого под рукой лук, трудно промахнуться
по такой огромной мишени.
Он ощутил острый укол, крылья встрепенулись, послали тело
прочь от опасности. Он безмолвно выругался, заставил себя снова вернуться на
планирование по кругу. Воздух холодный, от земли потоков нет, не попаришь,
тяжелое тело чересчур быстро продавливает разреженный воздух...
Да сколько можно, мелькнула отчаянная мысль. Я же просто
трушу, а не выбираю место!
Сложил крылья, выдвинул лапы. Сбоку пронеслась быстро
вырастая, пологая стена шатра. Страх хлестнул как крапивой по голому телу,
крылья едва-едва сами не замолотили по воздуху, везде опасность, чужие
запахи...
Земля ударила больно, он затаился в страхе, для него это
вовсе землетрясение, но в шатре звучат все те же уверенные, властные, чуточку
раздраженные голоса.
Полежал, прислушиваясь к шорохам и запахам. Чутьё
подсказало, что надо отползать, послушно отодвинулся в темноту. Полог шатра
откинулся, вышли двое. Уверенные, сильные, с властными голосами военачальников.
Так же неспешно и громко беседуя, пошли в сторону цепочки костров.
