В голове гудело, мысли сталкивались угловатыми комьями. Он
наконец сообразил, что тугая петля аркана захлестнула его поперек груди, прижав
и локти. Сейчас его тащат за скачущими конями. Снизу больно бьют все бугорки,
неровности, пыль забила легкие, в горле саднит. Позади отдаляются крики, дикое
ржание и звон железа.
Волчовка на спине разогрелась. Его тащили с такой скоростью,
что он иногда взлетал на воздух, и тогда ударялся с такой силой, что кости
трещали, а обрывки мыслей слипались в тугой вязкий ком. Всадники на скаку
перекрикивались, Олег видел, что в его сторону никто не метнет и взгляда: дело
сделано, никуда не денется.
Его волочили как бревно. Он отчаянно задирал голову, чтобы
не снести кожу о твердую сухую землю, в черепе как будто работала
камнедробилка: грохот, стреляет острыми осколками, а в груди холодное отчаяние:
почему же так вдруг подвела магия, ведь так просто смести нападающих единым
словом!
Дважды его подбрасывало, переворачивался на грудь, снова изо
всех сил задирал голову, едва не ломая шейные позвонки, чтобы не волочиться
лицом по твердой сухой земле, начинал отчаянно извиваться, снова
переворачивался на спину.
Мелькнула мысль, что можно бы попытаться что-то сделать,
Мрак на его месте уже нашел бы способ, как освободиться, а потом и перебить
всех этих на конях голыми руками, а он хоть и не Мрак, но долго шел рядом с
Мраком, чему-то да научился...
Но отчаяние от непонятного поражения, страх, недоумение, и
он сделал первую жалкую попытку как-то начинать освобождаться без магии, когда
стук копыт стал тише, его уже не подбрасывало так, что пролетал по воз-духу и
падал на землю далеко от того места, где взлетел...
Кони остановились. Один всадник соскочил, легко перехватил
ножом веревку, стягивающую руки и плечи пленника, рывком заставил подняться.
Олег встал, перед глазами плыло, качалось, его тошнило.
— Здоровый, — сказал всадник оценивающе. —
Смотри, какие мышцы!.. Явно уже ломал камни.
— А где второй? — донесся из-за спины другой
голос.
— Тащат... Тот из воинов. Если этот явно топора в руках
не держал, даже плотницкого, то второй крепкий орешек! Если бы не молотом со
спины, то не знаю, не знаю... Троих успел, гад... И покалечил двух. Я б его на
месте кончил, если бы не строгий наказ Хозяина.
— Ты что? — сказал первый испуганно. — Даже
думать о таком не смей! Это мы можем гибнуть, но не рабы!
Избитое о дорогу тело стонало и ныло. В боку при каждом
вздохе остро кололо. Сердце захлебывалось кровью, булькало. Его трясло, а ноги,
напротив, одеревенели и превратились в две неподвижные колоды.
Всадники гоготали, смотрели презрительно, но вражды на их
лицах он не видел. Смотрят, как на очередную дикую козу, пойманную в степи.
Похоже, это не те, которые следили за ними. Даже так: убегая от одних, угодили
в лапы к другим. Но этим нужны только пленники. Даже не пленники, а рабы для
каких-то работ...
Застучали копыта. Трое всадников приволокли Скифа. Тот уже
почти ухитрился освободиться от петли, а едва всадники остановились, вскочил на
ноги: яростный, озверевший, с безумием в глазах...
Олег вскрикнул:
— Скиф!.. Я здесь. Не двигайся.
Всадники в самом деле уже занесли мечи над головой буйного
пленника. Скиф затравленно огляделся. На него смотрели оценивающе, как на
молодого быка, которого удалось поймать в дикой степи, но еще не решили:
приучать ли к ярму или же пустить на мясо.
— Не двигайся, — повторил Олег. — Эти люди не
собираются нас убивать. Понял? Не собираются!
Скиф шумно вздохнул, выдохнул. Глаза все еще оставались
налитыми кровью, но удержался от прыжка на ближайшего всадника, взгляд упал на
Олега.
— И что теперь?
Один из всадников гоготнул, другой вытащил плеть, но кто-то
вскрикнул встревоженно:
— Мигарт едет! Мигарт!
Все подобрались, посерьезнели. Вскоре прискакали еще двое:
пожилой мужчина в богатой одежде, за ним юноша с огромным щитом за плечами.
Пожилой с ходу окинул пленников оценивающим взглядом:
— Только двое?.. Маловато.
— Дороги пустые, — ответил один из всадников
смиренно. — Наш край уже начали избегать! Слухи идут быстро... Эти две
вороны явно чужедальние.
Мигарт поинтересовался:
— Как захватили?
— Этот вот, который рыжий, стоял и молился. А второй
оказался чистым зверем! Прости, я едва не зарубил его на месте... Он троих
уложил сразу. Если бы не метнули молот в спину... то не знаю, не знаю...
Мигарт еще раз оглядел обоих, распорядился:
— Черного — в железо! И руки, и ноги. Рыжего... нет,
рыжего не надо. Раз молился, значит — трус. Такие не опасны.
Он повернул коня и ускакал. Юноша унесся следом. Всадники
перевели дух, один сказал дрожащим голосом:
— Я уж думал, что и нас камни ломать... За то, что
троих потеряли.
— Да разве Хозяину нужны наши жизни, — буркнул
второй.
— Ш-ш-щ-ш, — сказал третий предостерегающе. Олег
видел, как все испуганно переглянулись и даже пригнули головы к конским гривам,
словно некто огромный, могущественный мог услышать. Старший из всадников указал
на Скифа плетью.
— За этим, — прозвучал его злой голос, —
смотреть особо... Связать им руки.
— Скиф, — сказал Олег настойчиво, — не
противься. Не противься, понял?
Скиф глухо рычал, когда ему заломили руки за спину, Олег
видел, каких трудов стоило молодому гордецу покориться, позволить вязать себя,
как животное. А Скифа в самом деле связали туго, жестко, как вязали бы дикого,
только что пойманного лесного быка.
Потом обоим снова набросили веревки на шеи. Двое взяли концы
в руки, остальные повернули коней, Олег услышал удаляющийся стук копыт.
— Не противься, — повторил Олег. — Только не
противься...
Веревка натянулась, он задохнулся, вынужденно побежал за
всадником.
Земля качалась, подошвы глухо и часто били в сухую выжженную
солнцем землю. Перед глазами плыло, едкий пот выедал глаза, а впереди в тумане
мелькал конский зад с развевающимся хвостом.
Губы пересохли и полопались, но он продолжал шептать
заклятия. Слова выходили торопливые, рваные, он сбивался и начинал сначала.
Глаза следили то за всадниками, что должны пасть мертвыми, то за проплывающей
мимо скалой, откуда посыплются камни...
Даже выйдя из Леса, он не чувствовал себя таким испуганным и
беспомощным. Тогда был просто слаб и неопытен, а теперь за десяток лет привык к
своей мощи мага. Если одним словом мог расколоть вот эту гору... то не
захмелеет ли от осознания своей мощи любой человек?
Он не захмелел. И почти не пользовался магией, инстинктивно
чувствуя, что перестанет понимать тех, кому стремится помочь. Но знал, что в
любой момент, стоит только произнести слово или шевельнуть пальцем... И с этим
ощущением силы он странствовал один через самые опасные места, где разбойники,
чудовища, гиблые топи... И вот сейчас как улитка на холодном ветру, с которой
внезапно содрали панцирь!
