3
Зала старинного замка. Дьявол разложен на столе, вокруг него стоят четверо натуралистов.
1-й натуралист: Не склонны ли вы заключить, господа, что случай с этим телом – дело презапутаннейшее?
2-й натуралист: По меньше мере! Досадно, что он так запутался в своих мехах – да так, что сам капитан Кук, изрядно поплутавший по белу свету, не сумел бы их развязать.
3-й натуралист: Уж это точно! Вы только посмотрите – пятипалый, бесхвостый…
4-й натуралист: Надо бы установить, что же это за порода такая…
1-й натуралист: Да, было бы неплохо!.. – Знаете что – приготовления работе еще никогда не вредили, так что давайте-ка зажжем свет… На дворе еще светло, но, может, мы увидим что-нибудь новое?
3-й натуралист: Как точно вы это подметили, дорогой коллега!
Зажигают лампу и ставят ее на стол, поближе к Дьяволу.
1-й натуралист (после того, как все четверо закончили осматривать Дьявола самым внимательным образом): Господа! Мне кажется, я понял все про это загадочное тело – и, смею предположить, абсолютно справедливо. Вглядитесь в этот вывороченный нос, в эти огромные приплюснутые губы – присмотритесь к неповторимому отпечатку прямо-таки божественной грубости на его лице, и у вас исчезнут последние сомнения: пред нами – один из нынешних театральных критиков. У него, наверное, и письменное подтверждение в том имеется.
2-й натуралист: Уважаемый коллега, не могу полностью согласиться с вашим утверждением – впрочем, на диво проницательным. Помимо того, что критики сегодня, а театральные так в первую голову, выглядят скорее простофилями, нежели грубиянами, я не вижу в этом, с позволения сказать, натюрморте ни одной из черт, кои вы нам с такой любезностью перечислили. Напротив, мне здесь видится девичья миловидность! Эти густые, чудесно длинные ресницы – не признак ли они той утонченной женской стыдливости, которая силится скрыть даже невинные взгляды? А этот носик, который вы обозвали вывороченным – да ведь он просто-напросто деликатно отвернулся, дабы предоставить томящемуся воздыхателю больше места для поцелуя… Нечего и думать: если я еще окончательно не ослеп, это замерзшее существо – дочь достойнейшего пастора.
3-й натуралист: Э-э, нет, сударь! Уж слишком вы поспешны в ваших заключениях. Будь это попова дочка, так у нее наверняка было бы то, что мы именуем у дам турнюром – а также небрежная покатость затылка, гармоничный изгиб позвоночника и, конечно, характерное утолщение изящных бедер (coxa, если по-латыни). Но здесь нет ничего подобного – мало того, на том самом месте, где у женщин по обыкновению расположены срамные губы (nymphê, ежели угодно по-гречески), объект нашего внимания совершенно явственно уснащен выступающим придатком в форме искривленного трезубца! Отсюда, господа, я заключаю, что это есть не кто иной, как Дьявол.
1-й и 2-й натуралисты: Невозможно! – это невозможно ab initio
[12], ибо Дьявол не вписывается в наши построения!
4-й натуралист: Прошу вас, досточтимые коллеги, прошу вас, не спорьте! Выслушайте мое мнение, и, готов биться об заклад, оно придется вам по душе. Взгляните-ка получше на это невообразимое уродство, которое и послужило причиной всех наших споров, – и вы будете просто вынуждены согласиться со мной, что подобную пародию на человеческое лицо нельзя было бы и помыслить, коли бы не существовали на земле писательницы.
Трое натуралистов, в один голос: Ах да! Ну конечно же, дорогой коллега, – это именно писательница, вы нас окончательно убедили.
4-й натуралист: Благодарю вас, господа, благодарю!.. Боже мой, что это? Посмотрите-ка, она двигается!.. не иначе, мы слишком близко лампу к ней придвинули. Глядите, она пошевелила пальцами… качнула головой… ах, глаза, открылись глаза! Да она живая!
Дьявол, приподнимаясь: Где это я! У-у-у, и здесь тоже мороз… (Натуралистам.) Господа, прошу вас, закройте окна, сквозняки меня погубят!
1-й натуралист, прикрывая окно: А легкие-то у вас совсем слабенькие…
Дьявол, спускаясь со стола: Ну, не всегда! – Если сесть в как следует раскочегаренную печку, то и нет!
2-й натуралист: Как-как?! Вы можете сидеть в раскаленной печи?
Дьявол: Ну да, бывает время от времени… привычка, знаете ли.
3-й натуралист: Примечательное обыкновение! (Записывает.)
4-й натуралист: Послушайте, сударыня, а вы часом не писательница?
Дьявол: Я – писательница?! Это еще как понимать? Может, временами дьявол этих бабенок и одолевает, но сами они, хвала Господу, в Дьявола пока еще не превращались!
Натуралисты: Что? Вы – Дьявол? Дьявол! (Собираются бежать.)
Дьявол, в сторону: Ага, теперь-то я могу наврать им с три короба! (Громко.) Господа, господа, куда же вы? Успокойтесь, не надо никуда бежать! Это всего лишь невинная шутка, одна из тех, которые позволяет мне мое имя. (Натуралисты подходят ближе.) Я действительно зовусь Дьяволом, но при этом я не то чтобы настоящий черт.
Натуралисты: Позвольте, но с кем же тогда имеем честь?..
Дьявол: Диавл, Теофиль-Кретьен Диавл, придворный каноник герцога ***, почетный член общества по распространению святой христианской веры у иудеев, кавалер епископского ордена «За заслуги перед обществом», который был пожалован мне Папой римским за поддержание в населении стойкой боязни всего на свете – совсем недавно… в Средние века!
4-й натуралист: Да вы тогда, должно быть, в весьма преклонном возрасте?
Дьявол: Ну что вы, совсем нет – мне едва минуло одиннадцать.
1-й натуралист второму: Большей несусветицы я в жизни своей не слыхивал!
2-й натуралист, третьему: Этот враль должен пользоваться успехом у дам!
Дьявол тем временем подходит совсем близко к лампе и невольно дотрагивается до фитиля.
1-й натуралист: Господи боже, что это вы такое делаете, господин каноник? Да вы так все руки себе опалите!
Дьявол, смутившись, отдергивает руку: Я, ну… просто люблю иногда подержать пальцы над огнем!
3-й натуралист: Еще одна странная наклонность! (Записывает.)
{Далее в пьесе Дьявол предлагает Маркграфу Тюалю, в замок которого его принесли замерзшим – и это, напомним, в августе-то месяце! – свои услуги по устройству свадьбы маркграфа с баронессой Лидди, руки которой Тюаль безуспешно добивался, но требует взамен выполнения двух условий: маркграф начнет обучать своего старшего сына философии и велит казнить тринадцать подмастерьев местного портного.}
Маркграф: Но почему же именно портняжек?
Дьявол: А это самые невинные создания!
{Они спорят о числе подмастерьев и в конце концов останавливаются на двенадцати – однако тринадцатого хоть и помилуют, но переломают ему все ребра.
