– Япошки бегут, – опять с удовлетворением произнес Чек. – Я знаю. Бегут, что им делать? Все бегут. И скоро побегут еще быстрее, я чувствую. Я чувствую конец Тьмы! Он близок!
Чек подмигнул:
– Пермское вымирание, ты, конечно, про него слышала. Пермское, великое, прекрасное! Вымирания случались всегда. Но это не конец, это начало! Это освобождение места, эволюция. Земля сбрасывает кожу, время пришло. Резец Господний рассек одряхлевшую плоть, она отваливается гниющими кусками, осталось недолго. Время идет быстрее. Пермское вымирание длилось сто тысяч лет, сейчас все стремительнее и стремительнее, мы прекрасные ученики. Сегодня Господу не надо возиться с бактериями и подгонять метеориты, сегодня у него есть мы. Мы эффективнее метеоритов и быстрее бактерий, мы быстренько справились с заданием.
Сумасшедший. Ничего удивительного. Почти всю жизнь здесь. Прикованный к тачке.
– Алхимики были глупы, но при этом абсолютно правы. Все их жалкие забавы с лягушачьей блевотиной и сушеными червями имели жемчужное зерно, жаль, у этих натуралистов не хватило ума его разглядеть. Именно поэтому их гомункулусы рождались безнадежно и безнадежно мертвыми. Остров – это не каторга, это реторта. Радиация, голод, болезни, это всего лишь катализаторы, соль роста. Для перехода нужна точка, крупинка грядущего света, чтобы вокруг нее вспыхнул яростный завтрашний день. Где взять эту точку?!
Чек повернулся ко мне.
– Здесь нет этой точки, – сообщил он. – Как не было ее в первый миг Творения. Это все Нити. Они не только расстояние, они еще и время. Они открывают окна, в окна сквозит, заносит пух и пепел и пыльцу того, что скоро свершится. А ветер всегда дует с горы.
Сумасшедший. Ветер с горы.
– Любая собака чует ветер с горы, – сообщал Чек. – Знаешь, я расскажу тебе про это. Про собак то есть, я их большой аматер. Там у нас одна такая есть, жирная, килограммов двадцать, наверное. Я ее хотел на петлю взять…
– Надо в Корсаков попробовать, – сказал Артем негромко. – Могли бы прорваться.
– Нет, – решительно помотал головой Чек. – Бесполезно. Туда бесполезно. Нужно в Невельск. Оттуда еще можно уйти, поверьте, я знаю эти места лучше всякой псины…
Вероятно, Человек прав, несмотря на явные признаки безумия, Человек прав. В Корсакове большой порт, но там и военные базы в округе; если действительно началась эвакуация, не стоило и пытаться пробиться через Корсаков; скорее всего, военные заняли глухую оборону. Нет, Чек старичок определенно зубастый, надо за ним приглядывать. Мысли генерирует, слишком много мыслей. Интересно, врет про то, что философ? Ведь проверить все равно никак.
– Скоро здесь станет жарко. – Чек весело толкнул Ерша в бок. – Атомное лето! Я помню его начало, мне повезло быть при его финале.
– Хватит каркать, – вмешался Артем.
– Это не карканье, Темен, это всего лишь анализ ситуации. Могу поспорить на ту жирную псинку – вчера вечером япошки сожгли Поронайск.
Впереди опять возникла группа китайцев, видимо, самых хитрых, убравшихся из Южного сильно заранее. Китайцы образовали затор, Артем сбавил скорость, и мы остановились, окруженные толпой. Китайцы стояли со всех сторон, плотно обступая квадроцикл, смотрели на нас, но никаких враждебных действий не предпринимали; они были все одинаковые: серые, грязные, голодные, с мешками за плечами. Как обычно, равнодушные; я явно видела, что им все равно – жить – не жить, и никак не могла понять, зачем они тогда идут через перевал? Объясняла это стадным инстинктом.
– И это был не напалм, что бы вам ни хотелось думать, – продолжил Чек. – Скорее всего, тактические заряды. Не знаю как вы, я насчитал шесть толчков. Поронайск – это совсем рядом от нас. Надеюсь, вы понимаете, что без крайней нужды они бы не стали применять ядерное оружие?
– Ты думаешь, это… – Артем обернулся на Человека.
Комбинезон у Артема сдвинулся, и я увидела синюю борозду, идущую у него поперек горла – кажется, недавно Артема пытались задушить.
– Я думаю, – сказал Чек. – Я не думаю, я уверен! Поверьте мне, молодые люди, я прекрасно знаю япошек. Они бы не стали бомбить, если бы не было реальной угрозы. А реальная угроза одна. И это не бунт в «Трех братьях».
– МОБ, – сказал Артем.
Он добавил газу и сдвинул квадр метра на три, дальше толпа не дала. Скорее всего, оползень. Оползень из китайцев. Опять китайцы.
– МОБ, – подтвердил Чек. – Если на самом деле пролив пересох, то он мог прорваться на остров. Тогда…
Чек поморщился.
– Поэтому лучше нам успеть в Невельск, – сказал он. – А еще лучше добраться до Крильона. Должны успеть. Думаю, ночью они выжигали между Поронайском и Южным санитарную полосу. Это на некоторое время остановит распространение, этого времени хватит, чтобы эвакуировать всех своих. Во всяком случае, большую часть.
– А потом? – поинтересовалась я.
Чек засмеялся. И снова поразительно счастливо. Я спросила, почему он смеется. Чек ответил:
– Всегда хотел так умереть. Летом, чтобы в тепле, чтобы солнце. Чтобы вокруг молодые. Чтобы было ясно, зачем.
– Вам ясно – зачем?
Чек кивнул:
– Да, ясно. В последнее время у меня просветления, знаете ли… Просветления. И на душе светло-светло. Все будет хорошо, правда, Ерш?
Ерш сидел за Человеком. Ему не нравилось ездить, и он привязал себя к сиденью веревкой, а может, он сделал это для того, чтобы его снова не украли. Хотя я и позаботилась о том, чтобы скрыть его волосы под шапкой, а глаза за темными очками.
Ерш. Я к нему уже привыкла, хотя сама не знаю почему. Он не изменился. Только стоит или лежит, ест мало, пьет мало, на человека не похож. Но с нами. Почему-то мы не можем его бросить.
Чек смотрел по сторонам и рассказывал о том, как тут было раньше – он каждый год приезжал сюда с материка на рыбалку. Какие ягоды спели здесь в распадках между сопками, как глухи и дремучи были леса; когда-то в середине двадцатого века уходящие с острова японцы сожгли почти все, но леса высадили вновь, и выросли они на славу, и получились глухи, в них скучали сами медведи и от тоски выходили к дороге и, лежа над ней, наблюдали за проезжающими машинами. Про заветные поляны в лесу. Про жизнь.
– Все будет хорошо, – смеялся Чек. – Жизнь качнется в нужную сторону, вот увидите. Сирень, а вы знаете стихи?
– Знаю, – ответила я.
– Нет, на русском? Прочтите что-нибудь.
Я начала читать, но Человек меня тут же остановил, заявив, что я не умею читать, что я читаю, как пономарь, а надо вот так!
Он откинул брезентовую крышу квадра и стал читать стихи, с задором, размахивая рукой и брызжа слюной, как, наверное, читали эти стихи их молодые голодные авторы в стране, которой больше никогда не будет, от которой осталась лишь память, от которой остались мои голубые глаза.
