Жаль, что у нас больше не было оружия. Никакого. Артем стоял, сунув руки в карманы, и улыбался, а я не могла улыбаться, я кинулась на лейтенанта, лейтенант же оказался расторопен, невзирая на рану головы. Я бросилась на него, а он вскинул штурмовую винтовку.
Думаю, он сломал мне нос, но тогда я этого не заметила – удар в лицо, и темнота, и только что-то качается под спиной. Когда я открыла глаза, обнаружилось, что это палуба.
– Артем!
Я позвала Артема.
Он не ответил. Он должен был мне ответить, но промолчал, я попробовала сесть, у меня не получилось, слишком тяжелый лоб, настолько большой и тяжелый, что я его могла видеть. Я позвала снова и в этот раз села.
Тацуо протянул руку, но я справилась и без него. Тацуо говорил.
Берег был далеко, думаю, мили две или даже больше, «Каппа» уходила в пролив.
Я вцепилась в борт, Тацуо стоял рядом, он никак не мог заткнуться, он все говорил, вернее, объяснял, показывая пальцем, стараясь сбоку заглянуть мне в глаза.
Это он сам. Нет, правда, сам, его никто и пальцем не коснулся, он сам. И все это добровольно, они сами забрались в лодку, сами. И он сам спустился, никто его пальцем не коснулся, напротив, лейтенант удержать его хотел, честно, на самом деле удержать хотел, но он слушать не стал, спустился в лодку.
Я поглядела на берег. Крильон. Пляж с темным песком и черной галькой. Маяк, горят бараки, и дым все выше, а зеркала на маяке блестят как ни в чем не бывало, и слева от скалы на пляже оранжевая лодка. И пять фигурок рядом – четыре маленькие и одна побольше.
Тацуо никак не замолкал, бормотал, чуть ли не всхлипывая, – Артема никто в лодку не загонял, он сам, совершенно добровольно, его хотели удержать, но он настаивал, сам сошел по трапу и спрыгнул, сам. И я знала, что это, конечно же, правда.
Я сорвала у шеи Тацуо бинокль.
Я увидела Артема, не знаю как, но едва приложила окуляры к глазам, как нашла его.
Он сидел на камне, а они сидели вокруг и что-то делали. Я не видела, что именно, но тут Ерш шагнул чуть в сторону. Они собирали каирн. В основании лежало несколько больших плоских камней белого цвета, а они клали на них маленькие черные, и столб был уже довольно высокий, тянулся к небу, как тянулись за ним к небу смоляные столбы дыма от горящих крыш бараков.
Ерш, как всегда чуть выворачивая колени, направился к прибою и стал собирать камни, он ловко подхватывал их беспалыми руками и перекладывал в мятое ржавое ведро, при этом он корчил удивительно веселые и глупые рожи, от которых остальные дети почему-то смеялись. Хотя они не могли эти рожи видеть, но…
Смеялись.
Артем тоже смеялся. Он указывал на Ерша пальцем и смеялся, и сам Ерш смеялся, и другие дети смеялись, а через колючую проволоку продолжали кусками выдавливаться трупоходы, сама проволока натянулась и стала похожа на невод, в который набилось много рыбы, так много, что вытащить ее нельзя, а сам невод вот-вот лопнет.
Ерш набрал камней, надел ведро на предплечье и двинулся обратно, но запнулся и упал, камни разлетелись из ведра, и все захохотали, потому что Ерш упал действительно по-дурацки, нелепо.
Я смотрела, как Ерш собирает камни и вдруг поднял голову, улыбнулся и помахал мне рукой.
Я отскочила от борта. Справа грязным оранжевым комом лежала полусдутая лодка, я, качаясь и хватаясь за леера, направлялась к ней. Там должны быть пиропатроны, думала я. В каждой лодке есть запасные пиропатроны, сейчас я подкачаю лодку, спущу ее за борт, Тацуо, иди к черту, провались, сгори, крысеныш, я сейчас, Артем, я…
Завыла сирена, я почувствовала, как «Каппа» прибавила ход, Тацуо исчез, а я стала разбираться с лодкой. Никто не мешал. Да еще сирена. Она запускалась через равные промежутки времени, где-то прямо над головой, так что от каждого звука что-то внутри болезненно сжималось и отдавалось сильной головной болью.
Лодка оказалась никуда не годная – по правому борту два баллона пропороты, и починить их можно было лишь вулканизацией, однако меня ничуть не смутило это обстоятельство, дно и левые баллоны оставались пригодны для плавания, и я не сомневалась, что сумею добраться на них до берега. Оставалось найти пиропатроны. Обычно они располагались на носу, в отдельном отсеке, но у этой лодки конструкция отличалась, во всяком случае, на носу пиропатронов я никак не могла обнаружить, а они должны тут быть, должны, так положено, на каждой лодке есть пиропатроны, а тут нет, какой-то гад взял и перепрятал, вор, безмозглое животное, зачем он это сделал, а еще бинокль этот мешает, болтается на шее, кто придумал делать такие тяжелые бинокли…
Кто-то потряс меня за плечо, Тацуо, испуганный Тацуо, нижняя губа оттопырилась от страха и сделалась похожей на хоботок, так что теперь это бормотанье разобрать было сложно, какое-то обезьянье прихлебывание. Как приятно видеть, что Тацуо боится, что с лица у него сошла самоуверенная улыбка, что он больше не радуется серебряным подковам на своих ботинках и не бахвалится пистолетом.
Тацуо замычал абсолютно непонятное и указал пальцем. Я посмотрела.
Там, справа от нас, к западу от нас, круто перекладывая галс, шел белый и остроносый, как чайка, корабль со знакомым силуэтом, он уходил от острова на максимальной скорости, вытягивая кормой в воздух воду, которая превращалась в пар, и из этого пара поднималась в небо высокая радуга, точно «Энола» работала на солнечном двигателе.
Тацуо завизжал и снова указал пальцем. «Энола», несущая радугу.
Наверное, тогда я и поняла, что именно хотел сказать Тацуо.
Я наконец поняла, зачем здесь «Энола».
Но это ничего не меняло, я оттолкнула Тацуо и вернулась к лодке. Я спущу эту проклятую лодку. Я успею, «Каппа» не отошла слишком далеко…
Тацуо, наглая бестолковая крыса, попытался ухватить меня за локоть, но я ударила его биноклем, разбила ему зубы, а зачем он завел себе такой тяжелый бинокль? Но он не отстал, схватил меня за руки, подло схватил, вывернул локти, а я с удовольствием ударила его головой в разбитое лицо. Помощник капитана не отступал, на помощь к нему подоспел раненый лейтенант, и они стали держать меня вдвоем. А я рвалась, не стесняясь, ругала их последними словами, пиналась, царапалась и кусалась, а справа над морем всходила высокая радуга.
Снова заревела сирена, теперь она взрыкивала беспрерывно, рявкала, выла, кричала. Лейтенант, что пришел на помощь Тацуо, неожиданно отпустил меня и упал на палубу, но Тацуо не отпускал, держал и орал что-то в ухо, брызгая слюной и кровью мне в лицо.
«Энола» набирала ход и была различима над водой только по сияющему облаку, в полумиле от миноносца шли киты, косатки, стая – несколько взрослых и китовая шпана, они все торопились от берега, как и мы.
«Каппа» ревела, корпус дрожал, Тацуо вцепился в меня клещом и орал:
– Ложись! Ложись! Ложись!!!
Все остальные уже лежали лицом вниз, закрыв головы руками, свернувшись, на палубе, вжавшись в нее, вцепившись ногтями. Потому что они понимали.
