Кофе остыл, но я снова поднесла кружку ко рту, делая глоток. Я уже заработала аж пятьдесят рублей! Ничего себе! Правда, под табло появилась надпись. Один клиент. Нужен оборотень. Статус — в работе. Выпито: 1 кружка кофе (-10 руб.). Туалет: 2 раза (-8 руб.).
Не знала, что на работе у нас платный туалет! Да за то, что я сходила в туалет, а не под себя, мне вообще доплачивать должны! Нет, ну обидно, не так ли? Я отправилась на сахарные рудники добывать сахар. Пока я долбила ложкой по присохшим сталактитам и сталагмитам стеклянной банки, чайник успел закипеть.
Вдруг дверь неожиданно открылась. На пороге стоял мужик средних лет с трехдневной щетиной. На нем была нарядная белая рубашка и черные штаны. Такое чувство, словно еще трезвого жениха из ЗАГСа перед свадьбой выпустили на пять минут подышать свежим воздухом.
— Имя? — спокойно произнес мужик, равнодушно глядя на меня.
— Любовь, — вздохнула я, понимая, что передо мной стоит владелец этого безобразия — Гимней Гимнеич.
— Итак, Любовь. Отчет за все рабочее время. Что было сделано, чем занималась. Расписывать посекундно. Все результаты тоже указывать. Вижу, ты два раза ходила в туалет… — возмущенно произнес Гимней Гимнеич, так, словно я у него кошелек из кармана вытащила.
— Извините, я еще не в курсе, поэтому не подготовилась как следует. Я в следующий раз обязательно соберу результаты похода в туалет. Только скажите, вам все или можно пробнички? — с гадкой усмешкой возмутилась я. Терпеть не могу такое начальство, которое ждет не дождется, когда рабовладельческий строй наконец-то сменится роботовладельческим.
Ответить эксплуататор не успел, потому что зазвонил телефон. Я хихикнула в кружку, услышав, что на звонке у него стоит марш Мендельсона. Со всей помпезностью, со всей торжественностью. Теперь я точно знаю, как правильно «клеить» девушек, невзначай показав, что намерения у тебя очень и очень серьезные.
— Да, дорогая… Нет, дорогая… Я… Нет, дорогая… Да, дорогая… Я же просил не звонить, когда я на работе. Я тут Любовью занимаюсь!
Смысл сказанного дошел до его супруги за две секунды. До меня за три. А до Гимнея Гимнеича только тогда, когда его благоверная орала в трубку, как потерпевшая.
— У меня тут Любовь… Да не кричи!.. Любовь — это… Дослушай меня!.. Любовь — моя… Да помолчи ты! — орал покрасневший Гимней Гимнеич. Трубка раскалялась. И тут у его жены было много вариантов. Бросить трубку, бросить владельца и бросить накручивать себя. Она выбрала стандартный первый вариант.
В абсолютной тишине раздалось напряженное сопение.
— У тебя что? Работы нет? — вспылил Гимней Гимнеич, вспоминая моих родителей и справочник женских имен. — Кто? Оборотень? Сегодня — последний день полнолуния! Чего сидишь? Кого ждешь? Потом еще месяц ждать придется! Мне семью кормить нечем! Давай иди на свидание!
Я бы еще годик подождала, потому что не созрела для свидания, которое по всей вероятности может закончиться романтическим ужином. Из меня. Судя по Наденьке, ничего страшного, что я сегодня не накрашена. У мохнатых рукогреек есть все шансы меня разукрасить.
— Мне кажется, что оборотень никуда не убежит. У меня сегодня, между прочим, первый рабочий день! — заметила я абсолютно спокойно. — И на свидание я пока не собираюсь. Я просто вникаю в курс дела. Я даже еще не решила, буду ли я здесь работать или нет!
Гимней Гимнеич молча взял меня за плечо и потащил в комнату. Я вырывалась, но он нахлобучил на меня медальон и вылил половину какого-то пузырька.
— Так! Пустите! Куда вы меня тащите?! — сопротивлялась я, вырываясь и пинаясь.
Через секунду зеркало засветилось.
— Давай охмуряй! У тебя все получится! — заметил директор, глядя на меня. — Они почти как собачки. Добрые, верные, ласковые! Учти, отработаешь три месяца — я исполню любое твое желание.
— Любое желание? — скептически поинтересовалась я, с подозрительным прищуром глядя на директора.
— Любое, — спешно ответил Гимней Гимнеич, выбирая нужную локацию.
Я вздохнула, предаваясь мечтам о спокойной жизни, когда не вздрагиваешь от звонков с незнакомых номеров, когда можно работать официально, когда не боишься обращаться в банки, в госучреждения, в больницу, когда получится наконец-то дышать. Дышать полной грудью, жить с легким сердцем, радоваться каждому дню… В этот день я выброшу черные очки, заведу друзей и страничку в соцсети от своего имени. У меня появится шанс просто жить…
Я посмотрела на проход в другой мир. Всего-то три месяца! И мой страшный сон кончится! Есть надежда, что… Кстати, о Надежде! Перед глазами стояла белая повязка на руке…
— Нет, я туда не пойду! — уперлась я. — Все, спасибо. Считайте, что я просто стажировалась. Подменила Надежду… Временно… Мне пора домой!
— Знаешь, — спокойно произнес директор, доставая какой-то хрустальный шарик, — я могу исполнять не только твои желания.
Он посмотрел в свой шарик, а потом стал вслух диктовать номер, который я знала наизусть и от которого у меня по спине побежали мурашки.
— Все верно? — поинтересовался Гимней Гимнеич, записывая номер себе в телефон. — Давай не будем доводить до крайностей. Таким же образом я могу узнать твой будущий номер, твой текущий и будущий адреса проживания и многое другое. Интересно, сколько денег готов заплатить тот, кому принадлежит этот номер, за любую информацию о тебе? Ты думала, что здесь работают просто так? Пусть я официально не трудоустраиваю людей, но мне тоже нужны гарантии того, что они будут работать добросовестно. Три месяца и желание. Или…
— Хорошо! — скривилась я и сделала неуверенный шаг вперед. — Вы — просто мерзость, которая пользуется безвыходным положением своих сотрудников. Я так понимаю, что к вам сюда не от хорошей жизни приходят работать! Я жалею, что сюда пришла.
— Знаешь, многие люди хотят что-то изменить в своей жизни. Но при этом они не хотят рисковать, прилагать усилия, чем-то жертвовать, — глубокомысленно заметил директор, вдаваясь в исконно «начальственную» философию, оправдывающую любой неблаговидный поступок со стороны руководства.
— И всегда находятся подонки, которые подводят под это философию, — с ненавистью ответила я, глядя на себя в зеркало. Отражение было не моим. Я была маленькой кудрявой блондинкой в сарафанчике. Девочкой-пуделем, которую сейчас бросят на растерзание волкам. Хоть бы корзинку с пирожками дали, желательно черствыми, как сердце директора, чтобы я смогла достойно отбиваться.
Меня выбросило в темном и мрачном, как последние три месяца моей жизни, лесу. Огромные деревья склонились надо мной, словно рассматривая, кого это занесло в наши непролазные чащобы? Не скажу, что они приветливо зашелестели, скорее подозрительно заскрипели. На ночном небе сверкали яркие звезды, собираясь в незнакомые созвездия. Луна еще не взошла. Жуть-то какая. Я поежилась, проверяя наличие кольца возврата. На месте. Итак, меня зовут Элла. Я очень люблю собачек. И собачки любят меня. Я — самая обаятельная и привлекательная! «У-у-ух!» — произнес кто-то в ветвях, а потом я услышала хлопанье крыльев и треск веток.
