Митч подумал, что она очень похожа на Сидни. Если бы Сидни вдруг подросла на тридцать сантиметров и повзрослела на несколько лет. Такие же светлые кудряшки лезли в глаза, которые почему-то оказались яркими и голубыми даже в темноте. Это наверняка была Серена.
При виде Митча она скрестила руки на груди.
– Мистер Тернер, – проговорила она, шагая вперед. Ее черные сапоги ловко ступали между строительным мусором. – У вас впечатляющая устойчивость к смерти. Это Сидни поработала?
– Считайте меня котом, – отозвался Митч, поднимаясь со штабеля. – Я еще не потратил свои девять жизней. И к вашему сведению, – добавил он, поднимая пистолет, – мне хочется думать, что в аду приготовлено особое местечко для девиц, которые скармливают своих сестричек волкам.
Серена помрачнела.
– Не стоит играть с огнестрельным оружием, – сказала она. – Рано или поздно вас подстрелят.
Митч взвел курок.
– Новизна пропала еще тогда, когда твой парень превратил мою грудь в мишень.
– Однако вы здесь, – отозвалась Серена. Она говорила медленно, почти со сладкой ленцой. – Его послание явно оказалось недостаточно убедительным.
Митч крепче сжал рукоять и навел пистолет на нее.
Серена спокойно улыбнулась.
– Давайте направим его в более безопасную сторону, – предложила она. – Прижмите дуло к своему виску.
Митч приложил все силы, чтобы справиться с собственной рукой, но она словно перестала принадлежать ему. Локоть ослабел и согнулся, кисть повернулась, меняя положение, так что ствол пистолета уперся ему в голову.
Он судорожно сглотнул.
– Не самая плохая смерть, – сказала Серена. – Да и бывают вещи похуже смерти. Обещаю, что все будет быстро.
Митч смотрел на нее – на эту девушку, так похожую на Сидни, и в то же время совершенно не такую. Он не мог смотреть в ее глаза, одновременно и гораздо более яркие, чем у ее сестры, но при этом отвратительно пустые, мертвые, и поэтому он смотрел, как ее губы выговаривают слова:
– Стреляй.
И он выстрелил.
* * *
Сидни с Долом уже были на полпути к светящемуся центру первого этажа высотки, когда она услышала звук шагов – не своих, не собачьих, а более тяжелых – и замерла на месте. Она провела с Виктором и Митчем всего несколько дней, но их хватило, чтобы выучить те оттенки шума, которые они оба создают. Не только их голоса, но и то, как они звучат, когда не разговаривают: как они дышат, смеются и двигаются, как заполняют пространство и перемещаются в нем.
Митч был громадным, но шаги у него – осторожные, как будто он знает свои размеры и не хочет случайно что-то раздавить. Виктор был почти бесшумным – с шагами плавными и приглушенными, как и весь он.
Те шаги, которые Сидни услышала сейчас сквозь несколько слоев пленки, были более громкими: гордый перестук дорогих ботинок. На Эли в тот день были дорогие ботинки. Несмотря на холодную погоду и то, что он встречался со студенткой и сам выглядел, как студент, при их встрече на нем были джинсы и кожаные ботинки. Ботинки, издававшие резкий звук при ходьбе.
Сидни затаила дыхание и, вытащив данный Сереной пистолет из кармана пальто, сняла его с предохранителя. Серена как-то раз показала ей, как пользоваться пистолетом. Этот был великоват для ее руки, был чересчур тяжелым и неудобным из-за навинченного на него глушителя. Сидни оглянулась, решая, сможет ли пробраться через лабиринт пленочных занавесей и попасть на двор раньше, чем Эли…
Мысли оборвались: она заметила, что шаги прекратились.
Она осмотрела занавеси со всех сторон от себя, выискивая движущиеся тени, но их не оказалось, и она осторожно двинулась вперед, за очередную пленку. Там свет был ярче: от источника ее отделяли считаные слои. Виктор уже должен быть здесь. Сидни его не слышит, но она сказала себе: это просто из-за того, что он такой тихий. Он всегда тихий. И надежный.
«Сидни, посмотри на меня, – сказал он. – Тебе никто ничего плохого не сделает. Знаешь почему? Потому что я раньше сделаю что-то плохое им».
Безопасность. Безопасность.
Она отвела последнюю завесу. Ей просто надо найти Виктора – и с ним она будет в безопасности.
Эли сидел на стуле в центре комнаты, за столом из досок, уложенных на шлакобетонные блоки. На нем был разложен набор сверкающих кухонных ножей. У лампы не было абажура, так что она освещала всю комнату от занавеси до занавеси, и Эли между ними. Он небрежно держал пистолет в опущенной руке, а взгляд его был туманным, рассеянным.
Пока он не увидел Сидни.
– А это что? – спросил он, вставая. – Маленькое чудовище.
Сидни не стала ждать. Она подняла Серенин пистолет и выстрелила Эли в лицо. Оружие было тяжелым, а ее прицел – неточным, и пусть отдача выбила пистолет из ее пальцев, пуля попала Эли в челюсть и заставила отшатнуться, хватаясь за лицо. Между его пальцев видны были кровь и кости. Она развернулась и попыталась убежать, но он резко выбросил руку и поймал ее за рукав. Удержать ее он не смог, но от неожиданного рывка она упала на четвереньки.
Дол рванулся вперед, пока Сидни переворачивалась на спину, а Эли выпрямлялся. Его челюсть с треском и щелчками восстанавливалась, так что на щеке остался только потек крови. Он поднял свой пистолет и спустил курок.
* * *
Щелк.
После нажатия пружина издала тихий звук, заставив боек миновать пулю и удариться о металлический стопор. Потому что пули не было.
Пистолет был разряжен.
Митчу ли не знать: он трижды это проверил, для надежности.
И теперь он смотрел, как по лицу Серены разливается изумление, смотрел, как это чувство превращается в смятение и начинает сменяться чем-то более жестким. Однако этого нового выражения так и не возникло: именно в этот момент темнота раскололась. Тени у Серены за спиной шевельнулись, расступились – и из ниоткуда появились двое мужчин. Доминик стоял, держа красную канистру с бензином, а Виктор шагнул к Серене, прижал нож к ее шее и провел по ней четким движением.
Распустилось алое пятно, ее губы приоткрылись – но он сделал глубокий разрез, так что ни одного звука не получилось.
– «А Одиссей заткнул уши, чтобы не слышать песнь сирены, – процитировал Виктор, вынимая беруши и предоставляя Серене падать на землю, – ибо оно несло смерть».
– Господи! – выдавил Доминик, отводя взгляд. – Это же была просто девушка.
Виктор посмотрел на труп. Кровь собиралась под лицом Серены, блестящая и темная.
– А вот этого не надо, – сказал он. – Она была самой могущественной женщиной города. Не считая Сидни, конечно.
– Кстати о Сидни… – сказал Митч, глядя на мертвую девушку. Теперь она словно стала меньше, и лицо повернулось, запутавшись волосами в воротнике… сходство стало нервирующим. – Что мы можем с этим сделать?
