Наконец Квинн вышел на Воорстраат. Номер 97 занимал торговец мебелью, а 89 — книжный магазин. Квинн шёл, пока не отыскал Бевроота. Внизу витрины лежало голландское серебро, а за веером крещенских ложек и табакерок стоял дельфтский фаянс и фарфор. Ещё дальше длинношеий и длиннорукий деревянный идол индонезийской работы злобно уставился на поблёкшую, но исключительно изящную вышивку. За ожерельями из коралла, сердолика и янтаря, возможно, когда-то украшавшими крестьянских невест, находился обитый бархатом поднос, а на нём несколько старинных часов.
Квинн вошёл и остановился у входа, увидев множество больших и маленьких столов, загромождённых фарфором, латунью, медью и стеклом. Вдоль комнаты на большом расстоянии друг от друга горели три лампы, но света они давали немного.
— Что угодно минхееру?
К нему направлялся мужчина. Это был Бевроот с фотографии, те же поджатые губы и капризная морщинка между глаз.
— Я увидел часы у вас в витрине, — начал резко Квинн, потому что ему самому такое поведение казалось глупым. — Вы случайно не ремонтируете их? Я турист, только что приехал, и заметил, что мои часы спешат. Не знаю, к кому обратиться за помощью…
— Вот как? — Бевроот не выглядел особенно заинтересованным. Говорил он, как вежливый продавец. — Я не ремонтирую часы, минхеер. Те, что я продаю, представляют исторический интерес. Они не для повседневного пользования, понимаете? Если дадите мне взглянуть на ваши часы, возможно, я смогу определить, в чём причина. Но если ремонт трудный, вам придётся обратиться к кому-нибудь другому…
— Конечно! — Квинн снял часы и отдал Беврооту, который тотчас исчез с ними в глубине магазина.
Американец медленно переходил от столика к столику. Тут было достаточно интересного, чтобы привлечь внимание любого. С подноса, заваленного всякой всячиной, он взял сердоликовую печатку в старинной тонкой золотой оправе. На печатке рисунок: лев, стоящий на задних лапах и очень воинственно размахивающий мечом, зажатым в передних. Старку это понравилось бы.
Квинн положил печатку и нервно отвернулся. Когда память перестанет тревожить его?
— Минхеер!
Он едва не подпрыгнул от неожиданности. Бевроот подошёл почти бесшумно.
— Потребовалась лишь небольшая регулировка, минхеер. Я думаю, теперь они будут идти правильно. Очень хорошие часы, минхеер. Прекрасная работа. Американские?
— Нет. Это подарок отца. Сколько я вам должен за услугу, минхеер?
Бевроот покачал головой.
— Нисколько, минхеер. Вы недавно из Америки?
— Да. Это мой первый день в Дордрехте…
Профессиональная улыбка торговца стала ещё шире.
— Тогда вы не должны пропустить самое интересное, что здесь есть, минхеер.
— Вы можете мне что-нибудь посоветовать?
— Только одно. Тут есть кафе, минхеер. Вы не найдёте его в путеводителях, потому что оно маленькое, и человеку, незнакомому с городом, трудно его найти. Но если вы пойдёте туда — может быть, пообедать сегодня вечером, — вы не пожалеете, что побывали там. Не забудьте попросить столик у окна, выходящего на канал. Очень приятно сидеть у окна, потягивая кофе, и смотреть на проплывающие лодки. Думаю, в Америке вы такого не встретите… хотя ваша страна совершенно удивительная.
— Да, это верно, минхеер. А как называется это кафе?
— «Вийзе Катер», это значит «Мудрый кот», минхеер. До него можно добраться так…
На обороте старого конверта он начертил карту и дважды подробно объяснил дорогу, пока не убедился, что Квинн понял.
— Под арку здания, минхеер, и во двор. Там нет никакой вывески, и снаружи это место трудно обнаружить…
— Думаю, я не пропущу его.
— Хорошо! И, минхеер, тамошняя повариха из Байона, что в Лимбурге вблизи Маастрихта. Закажите фламандский вишнёвый пирог, это их фирменное блюдо. Могу вам поклясться, что во всём Дордрехте вы не найдёте лучшего вишнёвого пирога, чем тот, что подают в «Мудром коте». Не забудьте, минхеер: место у окна и вишнёвый пирог.
— Не забуду, — Квинн повернулся и взял в руки печатку. — Если не возражаете, я куплю это.
Заплатив небольшую сумму, запрошенную Бевроотом, он добавил:
— Вы можете отправить это за море, минхеер?
— Конечно, если желает покупатель. Но тогда нужно ещё оплатить пересылку. Что касается таможенной пошлины, то её не будет. Это не очень ценная вещь, всего восемнадцатое столетие.
— Отправьте, пожалуйста, минхееру Сэму Марусаки, дом ван Норриса, Нью-Йорк.
Бевроот записал адрес. Выходя из магазина, Квинн улыбнулся про себя. Итак, фантастика? Что ж, он нашёл подходящую возможность дать знать Марусаки и ван Норрису, что сделан первый шаг по дороге, которую они ему указали.
На Воорстраате было сыро, дул резкий холодный ветер, но Квинн проделал маршрут до конца и, как рекомендовал путеводитель, прошёл между номерами 133 и 131 в местечко, откуда открывался прекрасный вид на гавань. Дома мрачными прямоугольниками отражались в тусклой серой воде канала. Квинн выше поднял воротник. Так как до обеда в «Мудром коте» ещё было долго, а в желудке совсем пусто, он решил поискать поблизости другое место, где можно перекусить.
Квинн посмотрел вдоль улицы. Она была совершенно пуста, если не считать одного прохожего в дальнем её конце. Думая о горячем кофе в большой чашке, Квинн быстро пошёл назад.
Глава четвёртая
«Мудрый кот»
Прежде чем удалось найти ресторан, с небес обрушился настоящий ливень, и поэтому Квинн садился за столик совершенно промокший и очень сердитый. Но тепло в зале успокаивало, и как только было покончено с заказом, Квинн снова почувствовал интерес к окружающему. В дверях задержался один только что вошедший клиент. Когда американец взглянул на него, то испытал новый шок. Эти слегка согнутые плечи и общие очертания фигуры показались ему знакомыми. Лицо незнакомца представляло собой тонкую светлую полоску, его владелец не спешил показывать свою наружность.
Официант заторопился навстречу незнакомцу и, не обращая внимания на его протесты, провёл к единственному незанятому маленькому и хорошо освещенному столику у переднего окна. Посетителю пришлось — с явной неохотой — снять плащ и шляпу.
На короткое мгновение Квинну показалось, что в одной комнате с ним находится «Квонг, Хонг или Винг» Марусаки. Густые чёрные волосы так плотно прилегали к голове, будто были покрыты лаком. У незнакомца острый нос с высокой переносицей, а веки приспущены и не открывали полностью глаз. Возраст его определить очень трудно: ему могло быть и двадцать пять и пятьдесят лет. Но гибкое тело и прекрасно координированные движения заставляли думать, что первая оценка возраста ближе к истине. Во всяком случае этот человек определённо не голландец и даже — Квинн готов был держать пари — не европеец. И он не Квонг, Хонг или Винг, только усталые глаза и общие контуры лица напоминали человека на фотографии. Американец перенёс всё внимание на еду, решив больше не поддаваться своему воображению.
