12 августа 1652 г. кардиналу вторично пришлось покинуть страну. Но и в изгнании — в живописном замке Брюль в Рейнской Германии — первый министр по-прежнему держал в руках все нити управления государством. Главным рычагом его влияния, конечно же, была королева, умело использовавшая в его отсутствие раздоры среди противников. «Мне крупно повезет, если среди всех этих интриг, докладов, предательств я не сойду с ума… Я теряюсь среди бесконечного числа лиц, ведущих переговоры», — писал Мазарини королеве из-за границы. В письме прорывались ноты усталости, но отказаться от борьбы кардинал не мог. Вне политики, вне наслаждения властью и борьбы за власть его ждала пустота довольно сытого доживания отпущенного ему срока.
Первый министр контролировал ситуацию и постепенно вновь обретал силу и власть. В Париже королева и его агенты неустанно вели переговоры с постоянно соперничавшими и спорившими между собой фрондерами. Мазарини не лишился даже своего крупного состояния. Его по крупицам собрал, сохранил и приумножил молодой управляющий Жан-Батист Кольбер — будущий «финансовый» гений Франции. Политическая ситуация складывалась в пользу кардинала. Людовику XIV исполнилось 13 лет, он стал по закону совершеннолетним и мог отменить все постановления эпохи регентства. В свою очередь, принц Конде, несомненно, великий полководец, но неважный политик, в глазах народа стал выглядеть благодаря своим постоянным связям с испанцами изменником.
3 февраля 1653 г. Джулио Мазарини вернулся в Париж как неоспоримый хозяин положения. Для въезда в столицу он специально подобрал себе белого коня — он вспомнил, как въезжал кардинал Ришелье в покоренную им Ла-Рошель. Поскольку Людовик XIV выехал навстречу своему крестному отцу, народ встретил кардинала по-новому, демонстрируя глубокую преданность. У ворот Сен-Дени собралась огромная толпа, скандировавшая: «Да здравствует король!» Она почти была готова закричать: «Да здравствует Его Преосвященство!»
И все-таки почему Франция не смогла обойтись в тяжелое время без Мазарини, хотя и не любила его? Почва, на которой выросла неприязнь к Мазарини, была подготовлена в период правления Ришелье. Трудности кардинала заключались в том, что он был вынужден управлять Францией в эпоху экономического и политического кризиса, вызванного войной и перестройкой отношений в государстве, связанной с развитием капитализма и укреплением абсолютизма. Мазарини понимал суть событий у себя в стране и за границей, мог окинуть взглядом всю Западную Европу и сравнить ее с Францией. Потому-то он и выиграл в конечном итоге, несмотря на свое иностранное происхождение.
Позднее современник событий Фронды великий французский физик и мыслитель Блез Паскаль в своих «Мыслях» отметит «несправедливость Фронды, которая выставляет свою мнимую справедливость против силы». По мнению Паскаля, несправедливость — это кровопролитие; под силой он понимал государство, а мнимой справедливостью назвал требования парламента и принцев. Революционные перевороты в обществе бессмысленны, и мир — «самое большее из благ». Так ли уж бессмысленна была Фронда? Джулио Мазарини так не считал, в отличие от мыслителей своего времени. Он знал, каких результатов достиг, что ему нужно, и что он будет делать дальше. Лишь в одном его точка зрения была такой же, как у Паскаля, — стране нужен мир.
Мазарини, как и его великий предшественник Ришелье, являлся политическим консерватором. Он прежде всего апеллировал к традиции и исходил в своей деятельности из неписаной конституции Франции. Но одновременно он являлся и новатором, однако был им в пределах общего для Европы консерватизма, за рамки которого в первой половине XVII в. вышли лишь Англия и еще ранее Голландия. Первый министр Франции терпеливо закладывал фундамент того государственного здания, которое еще на протяжении почти полутора столетий будут называть старым порядком.
По окончании Фронды политические волнения во Франции стали понемногу затихать: ряды противников кардинала в 50-х гг. значительно поредели. Многие из них скончались, а принц Конде и кардинал де Рец бежали за границу: один поступил на службу к испанцам и воевал против своей страны, другой пытался сделать карьеру в Риме. Впоследствии оба они были прощены Людовиком XIV. А Мазарини, вернувшись в Париж, прежде всего занялся своей администрацией. При нем важнейшие государственные дела обсуждались и проводились через Королевский совет. Люди, которые регулярно здесь заседали, назывались государственными министрами и являлись ближайшими советниками короля. Людовик присутствовал на сессиях своего совета, но во время его малолетства и даже много позднее именно Мазарини вел заседания. Реорганизованный им Совет депеш постоянно наблюдал за администрацией королевства. В Финансовом Совете король, канцлер и государственные секретари обычно встречались с финансовыми экспертами короны, регулировавшими доходы и расходы. Все они были тщательно подобраны кардиналом.
Аристократические и парламентские круги понимали, что контролировать Королевский совет — значит, управлять всей государственной машиной. В Парижском парламенте время от времени по этому поводу вспыхивали дебаты, а высшая знать свой главный козырь видела в борьбе за созыв Генеральных Штатов. Через это сословно-представительное учреждение она пыталась приостановить централизаторскую политику первого министра. Эти слабые попытки закончились бесславно. Мазарини пришлось подавить несколько разрозненных дворянских восстаний, а конфликты в парламенте он своим дипломатическим искусством «утопил» в долгих и запутанных переговорах.
Стабилизировалась и экономическая ситуация в королевстве. Понесшие убытки во время Фронды, испытавшие страх перед возможным судебным преследованием финансисты после возвращения кардинала вновь осознали себя хозяевами положения. Такова уж была особенность развития французского капитализма под прикрытием абсолютной монархии, когда главную роль в этом процессе играли чиновники и представители финансового мира. Никогда еще они не ощущали так полно свою значимость, никогда так широко не афишировали своего богатства. Одновременно с их доходами росло и благосостояние королевства, пополнялась государственная казна.
Кардинал назначил сразу двух сюринтендантов финансов: Фуке и своего друга Абеля Сервьена. Если для уже престарелого Сервьена это была почетная должность, то энергичный Никола Фуке нес всю ответственность за доходы государства и пользовался большим доверием у банкиров Франции и Европы. Под свои личные обязательства он получал огромные суммы. Основой политики Фуке был кредит без меры и совести. Ведь война с Испанией продолжалась, займы были необходимы, и кардинал закрывал глаза на действия сюринтенданта. В сущности, Фуке был талантливым взяточником, грабившим всех, кого только мог, Мазарини знал это, но терпел, так как при этом финансисте казна постоянно пополнялась. Фуке фактически был подотчетен первому министру, и тот с помощью сюринтенданта нажил огромное состояние: ко времени своей кончины Мазарини располагал фантастической суммой в 50 миллионов ливров.
Еще одним выдвиженцем кардинала являлся Жан-Батист Кольбер. Мазарини видел в Кольбере, находившемся у него в распоряжении с 1649 г., умного и способного человека, который мог послужить не только ему, но и на благо Франции. Природа не поскупилась на контрасты, столкнув лицом к лицу Фуке и Кольбера. Оба они, как и Мазарини, умели и любили работать, но Кольбер делал это с помощью феноменальной работоспособности, педантичности, умения усваивать массу информации, а Фуке больше полагался на интуицию и позволял себе время от времени расслабиться. Кольбера было невозможно обвинить в том, что за него делали многое заместители, а про Фуке такое говорили на каждом шагу. Буржуа Кольбер казался грубоватым тугодумом, а дворянин в третьем поколении Фуке был блестящим и галантным, обладал безукоризненно светскими манерами. Кольбер видел залог успеха в служении своему покровителю, в умении завоевать его абсолютное доверие и право распоряжаться от его имени. Его подъем к вершинам власти был сменой патронов: сюринтендант финансов во время Фронды Летелье — Мазарини — король. Фуке же отличала впечатлительность, он опрометчиво переоценивал свои возможности, что его впоследствии и погубило.
