– Молодец, Иван, – восхитилась Виктория Александровна, – времена непростые. Но если духом падать, Ханночка, совсем сил не останется. В конце концов – мы не из трусливых.
– Я знаю, – улыбнулась Ханна. – Но – вот послушайте. Если вдруг что… На моей вилле на Ванзее места хватит всем вам. Вы – моя семья!
– Да ну тебя, – фыркнула Виктория, – еще чего! Быть в роли беженки… Не приведи господь.
Разговор этот мог бы продолжаться до бесконечности. Иван пошел на кухню, достал из холодильника шампанское.
– Смотрите, что я принес! – гордо показал он темную бутылку «Вдовы Клико» прекрасным дамам, собравшимся в гостиной.
– Красиво жить не запретишь, – задорно произнесла довольная Виктория. – Что празднуем?
Вот ведь проницательная какая! Сразу догадалась: раз шампанское, значит – что-то хорошее произошло!
– Я, собственно, хотел вам объявить и с вами отметить нашу радость. Я скажу маме и Ханнелоре, да, Люша? – начал Иван.
Люша кивнула, засияв.
Иван снова метнулся на кухню, принес длинные узкие «шампанские» бокалы из тонкого стекла, бесшумно открыл бутылку…
– Дорогие наши все! Сегодня у нас с Люшей праздник! Счастливый день! Мы решили пожениться! – произнес он торжественно.
– Опаньки, – разочарованно протянула Виктория Александровна, – так вы ж уже сколько месяцев женатые!
– Это было ради Лешика, мам, ты же знаешь! – упрекнула Люша. – А сейчас – по-настоящему.
– То есть – вы до этого?.. Вот это да! – пораженно прошептала мама. И вдруг, словно воспрянув духом, радостно воскликнула: – Тогда ура! Горько! И я – я счастлива! Вот и все!
– Поздравляю вас, мои дорогие! – растроганно говорила Ханнелоре. – Желаю вам… Желаю, чтобы у вас были дети. И чтобы все вы были сильными, добрыми… Как сейчас!
После бутылки шампанского гостьи заметно осоловели. Иван предложил им переночевать у него: всего-то этажом выше подняться.
– И вообще, – сказал он, – вы, Виктория Александровна, перебирайтесь в этот дом жить, на восьмой этаж. Отсюда котлеты легче внукам носить. И борщ. А мы с женой тут будем, да, Люша?
– Решение мужа – закон, – подняла она на него сияющие глаза.
– А что? И перееду! Только ко мне ученики туда ходят.
– И пусть сюда теперь ходят. Кому они мешают?
– А мою – сдадим тогда! – сразу замечтала практичная теща. – И Люша не будет работать, станет с детьми сидеть. Это же огромный труд.
Распорядилась.
– Мамочка, спокойной ночи! Утро вечера мудренее! Спите хорошо, пусть вам снятся добрые сны.
Гостьи расцеловались и отправились на боковую.
Долгий день закончился. Особенный, счастливый день. Все равно, что бы там ни было – счастливый.
Покой
Наконец они остались одни. Заглянули к детям. Те спали, как и положено в раннем детстве, крепко и самозабвенно.
В спальне Иван обнял Люшу.
– Я о тебе мечтал, – шепнул он. – Долго мечтал.
– И я о тебе.
– А почему молчала?
– Мы же соблюдали договор, ведь так?
– А теперь…
– Теперь все по-настоящему.
И все было по-настоящему. Нежно, бесстрашно, открыто, безжалостно, трепетно, самозабвенно.
Они так и лежали обнявшись, не желая расставаться, разделяться, даже на самую чуточку.
– Ты спи, – шепнул Иван. – Спи, сколько хочешь. Я все равно рано утром проснусь. Я их соберу, развезу, куда надо.
– Какое счастье, – отозвалась Люша. – Мне кажется, после этой ночи у нас будет ребенок.
– Прямо так, с первого раза?
– А почему нет? Прямо так. Увидишь.
Она уже потихоньку задремывала, совершенно счастливая, зная, что утром она проснется, а Иван будет рядом. Или не будет? Он же детей повезет? Тогда надо будет проснуться до него. Из принципа. Чтоб он был рядом. Чтоб убедиться окончательно, что все это так и есть, а не показалось.
– Знаешь, я навсегда твой. Ваш, – сказал вдруг Иван.
Люша услышала его уже сквозь сон.
– А давай без навсегда, а? – жалобно попросила она. Она боялась этого ненадежного слова.
– Нет, не давай. Будет так, как я сейчас сказал. Навсегда.
* * *
И дальше… Дальше мы ничего не услышим и не узнаем.
Дальше только шорох листвы и шелест воды. Дыхание времени.
