Нет, все же говорить о своих победах легко и приятно. Софьин рассказ, начатый неохотно, ни шатко ни валко, быстро раскочегарился – и вот уже тарелка отставлена в сторону, в глазах – азарт, и Софья, сама того не замечая, подползает по дивану все ближе и ближе.
– А самое главное что? – Она наклонилась ко мне и воздела вверх указательный палец, а потом сама же и ответила: – Самое главное, что женщины в клинике ее не любят. Фифа с деревенской хваткой! Подумаешь, грудь высокая! А вот отца твоего, между прочим, жалеют… Дальше уже проще было: я стол накрыла, и все вместе думали. А девчонки там, кстати, славные, хорошо так посидели… – Глаза ее мечтательно затуманились.
– Песни не орали? – деловито уточнил я.
Софи попыталась сначала принять вид оскорбленной невинности, а затем передумала и звонко захохотала.
– Нет, – сказала, отсмеявшись, – все было нормуль. А потом еще ординаторы с коньяком подсели… – И она покосилась на меня из-под ресниц.
– Да не стесняйся, – подбодрил я ее.
– Тьфу на тебя, полено чудесатое, – беззлобно ругнулась Софья и потянулась, закинув руки над головой. – В общем, нашли живчика-добровольца: под два метра ростом, кровь с молоком… Закуток ему с койкой выделили. Он эту вашу бабетту за две недели и охмурил по-тихому. С меня конфеты были, цветы и вино. Вот, кстати… – Она достала кошелек и вынула из него пачку разномастных купюр: – Триста двадцать, что осталось. И долг за сапоги.
– Угу, – кивнул я и сгреб все в карман. – А дальше как?
– А что дальше… – Голос у Софьи чуть погрустнел. – Дальше в нужный момент отправили твоего отца в тот закуток. Ему как раз аппаратура пришла, так пару коробок с какими-то датчиками мы прямо под ту койку засунули – вроде как по ошибке. Дождались свиданки у голубчиков, да и подсказали ему, где искать. И ключ запасной вручили. А там картина маслом: роза его с лепестками помятыми под боком у молодого красавчика возлежит, винишко с конфетами, цветы…
– Шикарно, – сказал я с сарказмом, а потом встал с дивана и подошел к окну.
Солнце уже умыкнулось за дома, и на город наползла густая серая тень. Люди муравьями растекались по квартирам – делить свои горе и радости.
– Грустно это все. – Я наконец совладал со своим лицом и повернулся.
Софья молчала, с сочувствием глядя на меня.
– Грустно и печально, – повторил я, возвращаясь на насиженное место. – Отца жалко. Последняя любовь… Кровоточить будет долго. Но лучше так – сразу прижечь намертво. Наверное…
Я устало помассировал виски.
Софья отвела взгляд и потянулась за очередной ягодой.
– Ладно. – Я вернулся на диван и откинулся на спинку. – Это остается на мне. А ты молодец. Нет, правда: я бы так никогда не додумался. Настоящая женщина. Зачет. Ну что ж, – наклонился я к ней, – давай теперь поговорим о тебе.
Суббота 22 апреля 1978 года, полдень
Штаб-квартира ЦРУ, Лэнгли, Вирджиния
Советская разведка ошибалась: лояльность Карла и Джорджа принадлежала не Карлуччи. Это Иган Колби крестил их кровью – чужой, естественно, – сначала в римской резидентуре, а потом в Индокитае. Там под конец, когда по Южному Вьетнаму катком прошелся «Феникс»
[28], вообще были купели крови… Вспоминать об этом они не любили.
Разведчики прилетели в Вашингтон еще два дня назад, но Колби не стал дергать их сразу, дав время прийти в себя. Те наконец отоспались – впервые за несколько месяцев, – а вчера целый день праздно бездельничали: отогревались на солнце, бесцельно слонялись среди доцветающих сакур у Приливного Бассейна и неторопливо, мелкими глоточками пили прямо из горлышка белое бургундское. Всего было в меру, поэтому сейчас на чистую зелень лужаек вокруг они поглядывали в меру добродушно; глаза их стали ярче и прозрачней.
Колби назначил встречу на улице, неподалеку от входа в штаб-квартиру, но появился не из дверей, а вдруг вышел на дорожку за их спинами, шагнув из просвета между цветущими кустами. Карл и Джордж синхронно повернулись к нему.
– Привет, парни. – Колби помахал рукой еще издали, метров с двадцати.
Он действительно был рад их видеть и улыбался, подходя, чуть ехидно, что позволял себе редко и лишь со своими.
– Извините, что выдернул вас из колыбели прогресса в самое логово американского империализма. Но не горюйте сильно: вы еще успеете вернуться и покричать здравицы вместе с праздничными колоннами трудящихся.
– Шеф. – Карл чуть наклонил голову. Губы его остались привычно сжаты, но вокруг глаз брызнули мелкие лучики улыбки. – Рады вас видеть в добром здравии.
Джордж энергично кивнул и торопливо запихал в рот остаток вафельного рожка с мороженым.
– Ага, – подтвердил неразборчиво, – рады. Правда.
Мимо мягко прошуршали велосипедные шины – проехал наряд внутренней полиции. Колби проводил взглядом их спины, потом предложил:
– Прогуляемся к реке – погода способствует. Рассказывайте, как там, в Ленинграде. КГБ жестко стелет?
До Потомака было не больше километра, но они шли неторопливо, и когда неширокая лесная дорожка вывела их на берег, основное было уже доложено.
– То есть мы в тупике, – с подозрительно умиротворенным видом подвел Колби черту.
Карл лишь молча развел руками и поглядел на шефа виновато.
– По косвенным, – тут же добавил Джордж, – КГБ там же. А ведь они на своей территории.
Они остановились и дружно помолчали, разглядывая знакомый пейзаж. Полноводный по весне Потомак протискивался здесь через длинный перекат, и над рекой неслась по ветру мелкая пыль. На темных каменистых россыпях охотились цапли. Несуразные и длинноногие птицы то замирали, изготовившись клюнуть, то преступной походкой крались к следующей цели. По противоположному берегу бродили с мешками волонтеры, убирая, по случаю Дня Земли, нанесенный за год мусор.
– Будем сворачиваться? – спросил Карл тускло. – Выхлопа – ноль, идеи выработаны почти до дна. Без наводок от агентуры мы, похоже, обречены топтаться на месте. Разве что КГБ развлекаем.
– Отнюдь. – Колби энергично взмахнул рукой, напрочь отметая саму возможность капитуляции перед обстоятельствами. – Отнюдь и напротив. Настраивайтесь, парни, на то, что эту жилу мы будем копать долго. Слишком много тут скрестилось коренных интересов. Сейчас это стало видно еще отчетливей.
– Ну, наше дело простое, – ухмыльнулся Джордж, – вы решаете – мы работаем. К тому же асфальт Невского заметно приятнее кампучийских болот. Да и еда привычней.
