— Это что такое? — вновь возник носитель.
— Сыворотка правды, — на автомате ответил я и, чуть подумав, добавил: — Наверное… мне так кажется.
На этом наш разговор заглох. Я сосредоточился на себе, а Дим с головой ушел в обсуждение с Пиром стоимости различных трофеев из Пустошей вообще и возможностей по продаже доставшихся бараненку коконов с искаженными ящерицами в частности. Причем эти двое так увлеклись, что, расправившись с обедом, тут же отправились домой к старику, куда Дим принес добычу Пира вместе с заказом своего деда. И теперь эти два оболтуса решили не откладывать дело в долгий ящик и отнести трофей на оценку кому-нибудь из алхимиков. Доверять эту процедуру деду Дим отсоветовал. Дескать, тот настоящей цены не даст, чисто по-родственному.
Следующие несколько часов прошли для меня как в тумане, носитель что-то делал, с кем-то спорил и о чем-то договаривался, а я все пытался привести себя в порядок. Инквизитор явно натворил какую-то гадость с моим сознанием, потому что по-настоящему я оклемался, только когда Дим, устроившись на заднем дворе нашего постоялого двора, занялся тренировкой. Почувствовав на щеке легкий ветерок и тепло пригревающего солнца, а в руке шероховатую рукоять фальшиона, я наконец смог отбросить дурные мысли и, окончательно успокоившись, полностью отдался четким, выверенным движениям фехтовального искусства, в очередной раз убеждаясь, что мой носитель действительно талантливый боец. Не поединщик, именно боец, которому плевать, какой клинок держит его рука. Каждое движение четко, экономно и смертоносно. Кайф!
Глава 8
Никогда прежде я не ощущал ничего подобного тому, что выдал сосед во время нашей беседы с инквизитором. Это было как зуд где-то в голове, непреходящий, требовательный и… очень неприятный. Пришлось временно надавить на явно пребывающего не в себе духа и упрятать его поглубже в сознание, иначе, боюсь, еще несколько минут — и мне передался бы терзавший соседа словесный понос. Не то чтобы я не доверял протопресвитеру Тону или считал необходимым всерьез скрывать от него некоторые моменты нашего выхода, но и разглашать их без разрешения Граммона я не имел права, а судя по состоянию соседа и передававшимся мне от него ощущениям, дело к тому и шло. Уж очень сильно повлияли на меня так неожиданно усилившиеся эмоции духа.
Выпустил я его, лишь когда мы покинули Дом, да и то с великой осторожностью. Но, судя по всему, сосед успел прийти в себя и больше не собирался выкидывать коленца, подвигая меня на неумеренную болтливость. И то хлеб. Хотя таким мрачным я помню духа лишь в первые моменты после его самоосознания. Тогда он чуть ли не неделю пребывал в совершенном раздрае, да и у меня все валилось из рук, а дед все никак не мог понять, что со мной происходит. В общем, поволноваться пришлось всем, и боюсь, если бы не подоспевшая вовремя помощь все того же протопресвитера, к которому в конце концов меня оттащил старый, кто-то из нас двоих вполне мог поехать крышей, по меткому выражению соседа. И я даже не знаю, что хуже — собственное сумасшествие или наличие сумасшедшего духа в моем разуме. Счастье еще, что инквизитор разобрался в происходящем и сумел примирить нас обоих с новой реальностью.
В этот раз было попроще, дух довольно быстро оклемался и вновь стал походить сам на себя. Для этого ему хватило лишь двух моих утренних тренировок с уходом в транс. Как он сам признался, в такие моменты он ощущает себя почти живым, а я на радостях, что он перестал давить своим паршивым настроением, даже пообещал духу как-нибудь попробовать поесть в состоянии транса. Все, мир и покой были восстановлены, а сосед преисполнился радостного ожидания этого прекрасного момента. М-да, как мало некоторым нужно для счастья, кто бы мог подумать?
Был и еще один момент, который я посчитал плюсом, но это было прямое следствие самого происшествия на исповеди. Теперь дух не рисковал высказывать еретические рассуждения о том, каким образом сильные мира сего получают очищение от сопутствующих их деятельности неблаговидных поступков. Еще бы, единожды ощутив, на что способен Свет животворящий, десять раз подумаешь, прежде чем выдавать подобные глупости! По крайней мере, когда я напомнил духу о нашем споре в Пустошах, он так и заявил. Дескать, пока ни в чем не убежден, но будет думать. Ну, хоть что-то. И я очень надеюсь, что в будущем он получит еще достаточно оснований для понимания всей глупости его недавних утверждений. Не хотелось бы однажды обнаружить в себе почерневшего духа — ведь это событие закончится для него неминуемой и окончательной смертью, возможно от руки того же протопресвитера Меча, а я уже как-то привык к его язвительности и… что тут скрывать, к самому обществу понимающего и очень тактичного собеседника. Мало кто может похвастаться таким товарищем.
— Вот спасибо, я польщен, — чуть ли не промурлыкал сосед, нагло подслушавший мои размышления. — И ничего я не подслушивал, ты сам обратился ко мне!
На этот раз в тоне духа явственно послышались нотки недовольства. Бывает. Иногда, размышляя о соседе, я действительно непроизвольно обращаюсь к нему, и тогда выплывают такие вот «косяки», как их называет дух. Но, по крайней мере, я уже не путаюсь в наших эмоциях, как это было еще полгода назад, когда мы только привыкали к обществу друг друга.
От размышлений меня отвлек Пир с предложением пройтись по лавкам зельеваров и алхимиков, чтобы пристроить его личный трофей. Что ж, толковое предложение, надо заметить. В отсутствие хорошего советчика он вполне способен прошляпить торг за коконы. Опыта-то ноль. Да и мне все равно надо выбраться в город. Пора исполнить давнюю мечту и оплатить житейский взнос, пока я опять не просадил все деньги на очередную «фишку» для своей экипировки или не польстился на очередную, фиг знает когда еще могущую пригодиться карту Пустошей. Дурная привычка, отказаться от которой я не в силах. Решено! Идем сдавать коконы ящериц, а после прямым ходом в ратушу!
Утро выдалась удивительно прохладным для середины лета, так что идти по улицам города было просто приятно. Ветерок холодит кожу, пыль прибита утренней росой… Я вдохнул воздух полной грудью и довольно улыбнулся. Да уж, Ленбург — это не какой-нибудь там графский городок, где помои выливаются прямо на головы прохожим, а канализация отсутствует в принципе. Никакой вони и потоков нечистот на тротуарах, никаких конских яблок на мощенных брусчаткой улицах, за чем следят вездесущие дворники, коршунами набрасывающиеся на отходы жизнедеятельности лошадей и полукровок, появляющиеся на их территории. Еще бы, за лень и нерадивость им грозит быть битыми городским палачом, а страже, обнаружившей такого лентяя, причитается премия. Небольшая, но на посиделки в таверне всем сторожевым дозором вполне достаточная. И честно говоря, я в недоумении, почему до такого простого принципа не додумались в других городах. По крайней мере, там, где мне довелось побывать… в четырех из пяти городов грязь на улицах была непролазной, а вонь! От нее просто резало глаза. Пятым же городом был Нойгард — столица империи, и вот там все было организовано точно так же, как у нас в Ленбурге, даже еще жестче, потому что палками бьют не только нерадивых дворников, но и обывателей, мусорящих на улицах. А с дворян дерут штрафы, и немалые.
