— Камешек на весы нашей с соседом правоты, — улыбнулся Дим, втихую примазавшись к моим выкладкам.
— Возможно, возможно, — покивал старый. — Но не забывай, что Робар не единственный человек в цехе ходоков, обладающий властью. Кроме него есть совет старших, казначей… да мало ли? И у каждого в этой компании могут быть свои резоны.
— То есть предполагаешь, что мне все же и дальше придется опасаться гильдейцев? — уточнил Дим.
— И их в том числе, — отозвался Вурм.
— Вот как знал, что не следует ввязываться в вашу авантюру, — вздохнул носитель, заслужив за это высказывание насмешливый взгляд деда. — Что?
— О том, что это наша авантюра, ты узнал буквально на днях, когда она уже подошла к завершению. Разве нет?
— Тьфу на тебя.
— И тебя туда же, — миролюбиво согласился дед и, осушив кубок, с резким стуком поставил его на стол. — Ладно, все это разговоры в пользу бедных. У нас с его преосвященством есть одна идея. Пока мы не сможем определить, откуда именно исходит опасность, оставаться в городе тебе нежелательно. Можно было бы организовать выход, но там устроить покушение еще проще, чем в Ленбурге. А потому… ты исчезнешь.
— Как и самое главное, куда? — вздохнул носитель. Спорить с дедом, когда он переходит на подобный тон, бессмысленно. Это уже выучил не только сам Дим, но и я.
— Незаметно и подальше отсюда, — коротко ответил старый, но, заметив взгляд носителя, все же снизошел до пояснений: — Уйдешь с одним из моих торговых партнеров. И отправишься сначала в Нойгард, отвезешь послание протопресвитера Великому понтифику. А оттуда, скорее всего, тебя направят в один из лагерей, где собираются будущие участники Похода. Покрутишься среди дворянской молодежи. Заведешь полезные знакомства.
— Дворяне? — скривился Дим. — Замечательно. Я буду среди них словно белая ворона, дед!
— Ну, среди тех, кто идет в Поход, паркетные шаркуны — редкость, так что, думаю, найти пару-тройку единомышленников среди ищущей славы молодежи для тебя не составит труда. Ну а разница в статусе… Шарни! Мою шкатулку сюда!
Неслышно появившийся слуга поставил на стол небольшую серебряную шкатулку, украшенную причудливой чеканкой в виде растительного орнамента, и так же незаметно удалился прочь. Дождавшись, пока за Шарни закроется входная дверь, дед извлек из-за ворота рубахи цепочку с ключом и, открыв им замок шкатулки, бросил на стол перед Димом тонкую серебряную цепочку с медальоном и такой же перстень. Простой и незатейливый, он, как и медальон, был украшен эмалевым изображением алого щита с серебряной воротной башней.
Мы с Димом застыли.
— Это чье? — нахмурившись, выдавил из себя носитель, ткнув пальцем в цацки.
— Твое, — невозмутимо откликнулся старый, не обращая никакого внимания на состояние внука. — Наденешь, когда покинешь город. Не раньше. Незачем гусей дразнить.
— Меня же повесят, — выдохнул Дим, настороженно разглядывая лежащие перед ним атрибуты безземельного дворянина.
— С чего бы? — прищурился дед. — Это же не подделка. Перстень и медальон твои по праву… которое, я надеюсь, ты подтвердишь своими действиями во время Похода.
— Я что-то не понимаю, — потерев лицо ладонями, признался Дим, и, честно говоря, я его понимаю. Сам в таком же шоке.
— А чего здесь неясного? — пожал плечами старый. — Эту награду получил мой дед из рук императора, за взятие воротной башни крепости Лютц. Мой отец подтвердил право ношения этого герба, пленив герцога Баунта во время Второй Северной кампании. Мой отряд отбил атаку легкой конницы племянника того же герцога в сражении при Кальме, не дав тому обрушиться на наш левый фланг. Твой отец… тоже не ударил в грязь лицом, хотя подтверждение его права на герб от императора пришло уже после смерти моего сына. Твоя очередь, внук. Надеюсь, ты покажешь себя в Походе, и тогда твоим будущим детям уже не придется никому ничего доказывать.
— Пятое колено,
[7] да? — несколько пришибленно спросил Дим, и его собеседник кивнул.
— Именно.
— И почему я узнаю об этом факте только сейчас, а? — осведомился носитель, внимательно глядя на деда. Тот усмехнулся.
— А что-то изменилось бы, узнай ты об этих цацках раньше? — спросил старый и сам же ответил: — Вряд ли. Ты бредил выходами в Пустоши с одиннадцати лет, как и подавляющее большинство сверстников. И если бы я заявил, что вместо ползаний по черным пятнам тебя, возможно, ждет служба империи… что бы ты сделал?
— Сбежал бы при первой же возможности, — вздохнул Дим.
— Вот и я так решил. — Дед отсалютовал моему носителю кубком и осушил его в один глоток. — Скажешь, я был не прав?
— Я оставлю свое мнение при себе, — с неприязнью покосившись на медальон и перстень, ответил Дим. И я его понимаю. Вспоминая бараненка и редкие стычки с дворянскими отпрысками, приезжающими в Ленбург, чтобы пощекотать свои нервы и пополнить отряды бродящей по руинам нечисти, перспектива оказаться в рассаднике таких вот «героев» кажется более чем сомнительной.
Очевидно, разочарование и недовольство Дима были слишком явными…
— Внук, я же не предлагаю тебе идти служить в имперский легион, — проникновенно заговорил Вурм. — Ни один закон не говорит, что описанные в коронном списке «свершения» должны обязательно исполняться дворянином, находящимся на службе. Достаточно того, что у тебя на шее в этот момент будет медальон, а на пальце перстень. А Поход и твои умения почти наверняка предоставят тебе необходимый случай. Посмотри на меня, я не был «мулом» и не состоял в гвардии. Под моим командованием была только наемничья банда в четыре десятка сорвиголов, но я смог подтвердить право на герб. Чем ты хуже?
— Дед, но зачем вообще это нужно?! — воскликнул носитель и… стушевался под ставшим холодным и колким взглядом Вурма.
— Времена меняются, внук, — глухо проговорил старый. — Еще при моем отце императору не было дела до того, какой титул носят его советники, а сегодня в его дворце лишь слуги не имеют дворянского звания, а сановники без титула редки так же, как сердца жвальней в трофеях ходоков. Владетели, ландлорды обретают все больший вес, а обычные люди, как бы талантливы они ни были, притесняются. Я не желаю, чтобы мои потомки рвали с голов шапки и гнули спины перед чванливыми ничтожествами только потому, что у тех на пальце красуется подобный перстень, а у моих внуков его не будет. Ясно?