— До смерти?
— Нет бог миловал, а то бы Матвей уже бы в петле болтался, однако за таковые дела меньше как каторгой не отделаешься, а это ничуть не лучше петли, только помучаешься дольше.
— А точно ли он сей нож в стражника сунул?
— Да кто его разберет в суматохе, а только чужак он всем, так что на него показывают.
— А портовой стражей командует капитан над портом?
— Да, ваше величество.
— Кстати, а вы откуда об сем инциденте ведаете?
Калитин на секунду потупился, а затем вскинул голову и твердо ответил:
— Матвей у меня помощи просил.
— А ты, стало быть, поначалу отказал, а потом когда я объявился, то о дружке и вспомнил? Ладно-ладно, можешь не отвечать. Хорошо, я понял.
Наш разговор велся до сих пор по-немецки и Буйносов с Романовым как не топорщили уши, так ничего и не поняли. Очевидно поэтому, когда я велел проводить Калитина, на лице князя Буйносова отразилось недоумение. Однако, делать нечего и Семен гневно зыркнув глазами отворил дверь. Савва вновь взмахнул шляпой, но выдержать это оказалось выше сил моего верного рынды.
— Ты что кланяться, собачий сын, на чужбине разучился? Царь перед тобой, пади в ноги!
— Я вольный человек, и в ноги никому кроме бога не кланяюсь, — огрызнулся Калитин.
— Христопродавец ты, а не вольный человек!
— На себя посмотри, скольким царям присягал помнишь ли?
— Уймитесь, — пришлось прикрикнуть мне, пока Савва и Семеном не наговорили друг другу лишнего, и не случилась еще одна дуэль, — уймитесь, говорю, а то не постесняюсь царским кулаком зубы пересчитать!
— Прости, государь, — тут же повинился Семен, — а только не могу я на его рожу спокойно смотреть!
Последние слова князь проговорил, когда Калитин уже, слава богу, вышел. Миша Романов не участвовал в перепалке, хотя лицо его выражало полное согласие с позицией Буйносова.
— Государь, а чего ты нас оглашенными назвал? — спросил он когда князь Семен немного утихомирился.
— А как надо было? — не понял я.
— Так оглашенные, это те, кого крестить уже собрались, а в церковь еще не пускают.
— Чего?
— Ну как же, иноверец когда желает святое крещение принять, поначалу оглашает свое намеренье, оттого и зовется «оглашенным». Потом его крестят, но до той поры он должен догматы наши изучить и хотя «отче наш» и «верую» выучить.
— Вон оно как, ну что поделаешь, перепутал я. Все же мне язык ваш не родной.
— Ага, а еще там женки обед приготовили, справлялись можно ли подавать?
— Вот что, ешьте без меня, а мне сейчас надо к одному старому другу наведаться.
— К какому еще другу?
— Олле Юхансону, капитану над портом. Он меня звал в гости, авось-либо накормят.
— Мыслимое ли дело государю чтобы трапезничать по гостям ходить? Ты как хочешь Иван Федорович, а сие умаление чести!
— Ох, Миша, если просто поесть, то твоя правда — невместно. А вот если по делу, то и не грех.
* * *
В прошлое мое посещение Стокгольма семейство Олле Юхансона проживало в том же доме, где находилась контора капитана над портом. Но, очевидно, дела его в последнее время шли в гору, так что он смог переселить свою фамилию в собственный дом, судя по всему, недавно купленный. Несмотря на приглашение, мое посещение оказалось сюрпризом. Впрочем, то что я не взял с собой свиты, вне всякого сомнения, пришлось хозяевам по вкусу. Увидев, кто именно почтил его визитом, Олле немедленно построил семью и начал представлять мне домочадцев одного за другим.
— Это, ваше величество, моя супруга Астрид, — торжественно произносит Юхансон, показывая на сухопарую тетку с довольно таки лошадиным личиком.
Я благосклонно киваю, и на шее фру Юхансон появляется бобровая шкурка. Подарок приходится, как нельзя, кстати, и любезный оскал супруги капитана над портом меняется на почти доброжелательную улыбку.
— Это мой старший сын Магнус, — хозяин дома показывает на довольно рослого лоботряса пялящегося во все глаза на высокого гостя.
Этого парня я, кажется, уже видел в конторе отца, где он безуспешно пытался изображать писца. Не, с такими плечами хорошо топором махать, а не пером скрипеть. Хлопаю надежду и опору Олле по плечу и перехожу к следующему члену семьи.
— Это моя старшая дочь Кайса.
Вполне зрелая девица застенчиво приседает в книксене и тут же удостаивается воротника из ярко-огненной лисы. Получив подарок, девушка краснеет так, что становится одного с ним цвета, и я не могу удержаться, чтобы ей не подмигнуть.
— У вас очень красивая дочь, гере Юхансон, — говорю я, обернувшись к Олле, тщетно пытаясь сообразить, в кого она такой уродилась. Поскольку ни господин капитан над портом, ни его лучшая половина, совершенно не напоминают очаровательную фрекен Юхансон.
— Благодарю вас, ваше величество, — расплывается в улыбке счастливый отец, — но, право же, не стоило…
— Что за вздор вы говорите, дружище, ваша дочь — девица на выданье и определенно нуждается в хорошем приданном. Клянусь честью, счастлив будет тот, за кого она согласится выйти замуж. К сожалению я давно покинул Москву, в противном случае это был бы не воротник, а шуба и не из лисы, а из соболя. Впрочем, если мы сделаем все, что я запланировал, вы вполне сможете купить ей эту шубу сами, и еще останется.
Услышав про дела, Олле засуетился еще больше, и в темпе представив еще двух мальчиков и совсем уж маленькую девочку, пригласил всех к столу. Тут возникла заминка. Дело в том, что по обычаю, перед трапезой самый старший должен благословить пищу. Самый старший, как вы понимаете, в данной ситуации был я, но беда в том, что мое вероисповедание с некоторых пор изменилось. Впрочем, мое величество довольно трудно смутить и я спокойно прочитал «Отче наш» по-немецки, после чего благословил всех присутствующих и наконец-то смог добраться до еды.
На еде надо остановиться подробнее. Традиционной шведский стол начинается с рыбы, в данном случае это была маринованная селедка, и я с удовольствием отдал должное этой немудреной закуске. Следом подали, так называемый «весенний пирог» со скумбрией. Весенним его так называют оттого, что именно по весне к побережью Швеции подходят косяки этой рыбы. Не могу сказать, что люблю пироги с рыбной начинкой, но его вкус показался мне просто божественным. Вот что значит идти в гости на голодный желудок! Затем, наконец пришло время горячего и я с удовольствием вгрызся в кусок свинины поданный с пюре из репы, жалея при этом лишь о том что картошка не получила еще распространения в Европе. Насытившись, мы выпили по изрядному фужеру глинтвейна и, придя в доброе расположение духа, отправились в кабинет хозяина переговорить о делах.
— Итак, ваше величество, собирается произвести в Швеции большие закупки?
