— Ой, да как же я его узнаю?
— Ну, это просто, у кого рожа самая злая тот и царь.
— Правда?
— Конечно, правда, посмотри на меня, разве эти глаза могут соврать?
— Ой, врешь ты все!
Утром, осторожно высвободившись из объятий, я быстро оделся и вышел во двор. Сладко потянувшись, я услышал скрип снега и, обернувшись, увидел невозмутимые лица Никиты Вельяминова и Анисима Пушкарева.
— Вы чего тут?
— Так сон твой охраняем, царь батюшка, — ответствовал стрелецкий полуголова.
— Я вижу как вы охраняете, — пробурчал я, — того и гляди лихие люди украдут государя вашего, а вы лиходеи и знать не будете.
— Грех тебе говорить такое Иван Федорович, нешто тебя потревожил кто, али помешал чему, — скроил умильную рожу Анисим.
— Видел все?
— А чего, дело молодое, а я не такой дурак как твой кравчий или стольники со спальниками-дармоедами. Скоро из царя схимника сделают!
— Анисим! — повысил голос Вельяминов.
— А чего Анисим? Я уже тридцать пять годов Анисим! Когда государыня из Стекольны
[23] приедет, так то совсем другое дело будет, а сейчас оно и не грех вовсе!
— Так все, прекратили базар! Лучше расскажите, от лазутчиков вестей нет?
— Тихо все, государь, не знают воры о том, что мы идем.
— Тогда седлайте коней, нечего засиживаться!
Никита с Анисимом бросились выполнять распоряжение, а я обернулся и увидел, как на меня изумленными глазами смотрит хозяйка двора.
— Чего ты красавица смотришь так, будто чудо какое увидела?
— Они тебя государем назвали, — прошептала она еле слышно.
— Ну, вот видишь, и царя повидала.
— Прости государь, — кинулась молодая женщина в ноги.
— За что простить, али неладно получилось? Поднимайся, давай, застынешь чего доброго. Как зовут то тебя, красавица?
— Настею…
Услышав ее имя, я будто окаменел. Перед глазами проплыли картины прошлого, кабак на окраине Новгорода, схватка с его хозяином, наша жизнь в тереме, потом острог у поганого поля, рассказ Ксении и перекошенное от ужаса лицо Золтана Енеке. Наверное, вид мой в это время стал страшным, и Настя, невольно вскрикнув, отшатнулась от меня и прижалась к бревенчатой стене избы. В этот момент отворилась дверь, и из нее кубарем вылетел растрепанный и босой Сенька и опрометью бросился между нами, загородив сестру.
— Береги сестру, парень, — грустно усмехнулся я и на негнущихся ногах пошел прочь.
Вскочив в седло, я обернулся к своим спутникам и махнул рукой, дескать, трогаемся. Потом, проглотив, наконец, ком в горле спросил у Вельяминова.
— Никита, а коней у воров давеча много ли отбил?
— Да есть маленько, кони вправду сказать неказистые, но с паршивой овцы хоть шерсти клок, а чего?
— А ничего, оставь в сем дворе какую-нито лошаденку, покрепче, потом сочтемся. Будет чем пахать людям по весне, и за-ради Христа, не спрашивай меня ни о чем, а!
— Как скажешь государь, а может…
— Не может!
* * *
Еще несколько часов скачки и наступит момент истины. Коломна хорошо укрепленный город с мощными каменными стенами. В нем успешно оборонялся от войск Болотникова воевода князь Долгоруков, а когда тот отступал от Москвы еще и разбил его. Правда через пару лет город изгоном взял полковник Лисовский и пленил князя, так что еще посмотрим кто кого. У Заруцкого примерно от трех до шести тысяч казаков. У меня же всего около четырех с половиной. Правда мои лучше вооружены и обучены. Кроме того я сделал все чтобы возможные соглядатаи мятежного атамана видели как я выступил из Москвы с пехотой и артиллерией. Если я все правильно рассчитал, он попытается уйти.
Впереди рассыпавшись на несколько мелких отрядов, идут служилые татары Арслана. С ним идет Корнилий со своей сотней, в которой по-прежнему нет и половины. Впрочем, его задача приглядывать, за царевичем и его воинами и присылать ко мне донесения. А вот и гонец, легок на помине, знакомое лицо, ах да, это Федька Панин. Новик которого я велел поверстать на службу в сотню своего телохранителя. Михальский его хвалит, говорит что парень старательный и исполнительный. Правда любопытный, но это не всегда недостаток. К тому же он ловок, внимателен к мелочам и смел.
— Государь! — кричит гонец соскакивая с коня и кланяясь, — послание от царевича Сибирского.
— Говори.
— Государь, татары, доносят что из Коломны вышел большой отряд казаков.
— Куда идут?
— На полдень.
— С обозом?
Вопрос, на самом деле, очень важный. Если казаки пустые, то возможно идут в очередной набег, если с обозом, то, скорее всего, тащат с собой награбленное. К тому же беглая царица Марина налегке путешествовать не будет, наверняка если не карета, то возок у нее должен быть. Плюс припасы, вещи и всякая утварь.
— Обоз невелик, но есть, а самих воров около трех тысяч.
— Они! — довольно восклицаю я, — вот что парень, скачи назад к царевичу и скажи ему, чтобы он окружил воров и держал их со своими татарами, как собаки кабана. В бой пусть не лезут, а никуда не пускают!
Проводив гонца взглядом я командую и мы прибавляем аллюр. Через некоторое время начинает доноситься шум боя. Мы еще пришпориваем коней, и вскоре перед нами открывается картина боя. Довольно большой казачий отряд сгрудился вокруг набитых добром саней время от времени пытаясь контратаковать кружащихся вокруг них татар. Саней, кстати не так уж и мало. Касимовцы и мещаряки мечут на всем скаку в противника стрелы, но едва видят, что их атакуют, пускаются наутек. Казаки время от времени палят из ружей, но как видно, огнестрела у них немного. Хотя возможно дело в недостатке пороха. Пока они так развлекаются, Вельяминов строит своих рейтар и московских дворян для атаки и после взмаха моей руки ведет их в бой. Топот копыт и ржание коней сливаются с яростными криками бросающихся в схватку людей и частой пальбой, и над полем боя поднимается гул. Вот противники сходятся грудь в грудь, и к какофонии звуков присоединяется сабельный лязг. Ожесточенная схватка длится уже несколько минут, хотя казаки хуже снаряжены, но их больше и они начинают теснить московских дворян. Звучит труба и Никита вместе с остальными поворачивает коней и начинает отступать. Приободрившиеся казаки начинают преследование и с размаха выскакивают прямо на спешившихся стрельцов Анисима. Бородатые стрельцы, в красных кафтанах, построившись втыкают в снег ратовища
[24] своих бердышей и, выставив на них мушкеты с зажжёнными фитилями, ждут команды. Казачья лава несется на них как ураган, но в самую гущу ее как молот ударяет дружный залп. Взвиваются на дыбы кони, с проклятиями падают с них всадники, а стрельцы, перестроившись, делают еще залп, потом еще и атака отбита. Уцелевшие казаки разворачивают коней и, нахлестывая их, откатываются прочь, а вслед за ними уже мчат, размахивая саблями, московские дворяне и рейтары. Увидев, что в сражении наступил перелом, царевич Арслан также дает команду и на казаков со всех сторон бросаются его татары. Впрочем, казаки как оказалось, тоже не лыком шиты и пока одни бились с дворянами и рейтарами, другие сдвинули сани в круг и засели за ними. Между тем бой конных едва не превратился в резню, дворяне, рейтары и татары рубят, стреляют и ловят арканами своих противников. Те отчаянно отбиваются, но лишь немногим удается отойти под защиту импровизированного вагенбурга.
